Его слова, казалось, только увеличивали всеобщую неразбериху, вместо того, чтобы вносить спокойствие, и я слышала, как люди спрашивали:
- Что случилось? Что, королем теперь будет герцог Орлеанский?
Наконец все мы благополучно погрузились в шарабан, Франсуа стегнул лошадь, и вскоре мы выехали из города и оказались в окрестном лесу, на дороге, ведущей к Монмирайлю.
Наступили сумерки, и дорога домой казалась темной и полной опасностей. Бедненький Жак. который все еще крепко держал меня за руку, то и дело повторял:
- А вдруг придут бандиты? Что мы тогда будем делать? Они нас не убьют?
Робер велел сыну замолчать - никогда раньше я не слышала, чтобы он так резко разговаривал с мальчиком, - и стал нам рассказывать, как штурмовали Бастилию четыре дня назад. В штурме участвовало около девятисот человек, они в конце концов захватили крепость и заставили ее коменданта сдаться.
- После этого ему отрезали голову кухонным ножом, - шепотом добавил брат. - Да, совершенно верно, среди аристократии существовал заговор, они собирались разогнать Национальное Собрание, однако им это не удалось, и тогда граф д'Артуа и принц Конде бежали за границу... прихватив с собой, как я слышал, все золото, которое было в королевстве, - говорил Робер.
- А бандиты? - спросила я, потому что боялась их не меньше, чем маленький Жак. - Что в действительности о них известно?
- Никто этого не знает, - отвечал брат с каким-то непонятным удовлетворением. - Говорят, около шести тысяч находятся в Дре, они вышли из другой части Парижа и соединились там с наемниками Питта. Вот почему я оставлял сообщение о положении дел в каждом городе, мимо которого мы проезжали, от Дре до Беллема, и кучер дилижанса получил соответствующие инструкции сообщать эти сведения на всем остальном пути до Ле-Мана.
Я подумала о Пьере, о его жене и детях, которые, возможно, находятся в Боннетабле, на пути следования дилижанса. Пьер, конечно, тут же отправится в Ле-Ман, чтобы предложить свои услуги муниципалитету или, вернее, комитету, который дал клятву занять его место. Впрочем, разве не в Боннетабле мы впервые услышали о бандитах?
- Робер, - обратилась я к брату, тронув его за плечо. - Как ты представляешь себе будущее? Чем все это кончится?
Он засмеялся.
- Зачем говорить о конце? - сказал он. - Все только еще начинается. Это, видишь ли, совсем не то, что ревейонский бунт. То, что сейчас происходит в Париже, прокатится по всей стране. Это революция.
Революция. Я подумала о матушке. Ведь она живет совсем одна на своей крошечной ферме в Сен-Кристофе, если не считать служанок и скотника с семьей, которые живут неподалеку. Кто ее защитит? Кто о ней позаботится?
Робер отмахнулся от моих страхов.
- Не беспокойся, - сказал он. - Там, в Турени, они все патриоты. Матушка первая приколет на платье нашу розовую с синим розетку.
- А как же бандиты? - настаивала я.
- Ах да, бандиты... - отозвался брат. - Я о них забыл.
Жак к тому времени заснул, положив голову мне на плечо, и всю оставшуюся дорогу я сидела прямо и не шевелилась, чтобы его не разбудить. Мы уже миновали Монмирайль и ехали через лес почти у самого дома, как вдруг из чащи выскочили какие-то люди и окружили наш шарабан.
Слава Создателю, это был Мишель со своими патрульными. Пришлось ненадолго задержаться, чтобы Робер мог поздороваться с братом и сообщить ему новости; мы уже готовы были снова тронуться в путь, чтобы ехать к себе домой на завод, но Мишель вдруг сказал:
- Бандиты уже показались в нашей округе. Одна из наших женщин, собирая хворост на вырубке, услышала шорох и увидела с десяток людей, которые прятались в подлеске. Она заметила, что лица у них были вымазаны сажей. Женщина бегом прибежала домой и подняла тревогу. А я послал людей в поселок, чтобы предупредить остальных.
Не успел он договорить, как мы услышали перезвон колоколов со стороны Плесси-Дорен.
Глава девятая
Мне кажется, что в эту ночь никто из нас не спал, кроме Жака и Робера. Жак сразу же повалился на постель, которую я для него приготовила, как и полагается измученному ребенку, который провел более десяти часов в дороге. Что же касается его отца, то он, после того, как показал мне пистолет, спрятанный у него под одеждой, заметил, что после штурма Бастилии, которому он был свидетелем, какой-нибудь десяток разбойников с черными рожами никак не моежт помешать ему выспаться. Сама же я с трудом дотащилась до своей комнаты наверху, разделась и легла в постель, однако сон, о котором я так мечтала, никак не шел. Снизу доносились шум шагов и разговоры, это Франсуа собирал очередной патруль из рабочих, которые должны были сменить Мишеля с его отрядом, находящихся в лесу; эти шум и движение на заводском дворе растревожили скотину на ферме. Мычали коровы, лошади беспокойно били копытами в своих стойлах - дело в том, что с начала беспорядков мы боялись выпускать скотину на пастбища по ночам.
Мишель, должно быть, предупредил народ в Монмирайле и соседней деревушке Милльрей, потому что с тамошних церковных колоколен неслись звуки набата, так же, как и со стороны Плесси. Звон доносился издалека, из-за лесов, басовые ноты монмирайльского колокола - церковь стояла на холме, звучали гораздо тревожнее, чем жидкий перезвон нашей собственной церквушки.
Я никак не могла отделаться от мысли о разбойниках. Судя по словам Робера, тысячи арестантов, преступников, обитателей парижских трущоб, голодных, доведенных до отчаяния и вооруженных, хлынули в наши края; они прятались в лесах, охраняемых отрядами Мишеля, и ждали удобного момента, чтобы напасть на нас, украсть наш урожай и порезать скотину.
Вскоре наверх пришел Франсуа и лег рядом со мной, однако раздеваться не стал и положил на стол у кровати свой пистолет.
Возможно, я немного подремала, не знаю, долго ли. Знаю только, что проснулась с тяжелой головой, нисколько не отдохнув. Да и состояние мое не способствовало хорошему самочувствию, мне становилось все труднее справляться с усталостью, ведь уже через два месяца должен был появиться на свет мой первый ребенок.
Сойдя вниз, я увидела, что Жак уже проснулся, он был на кухне и требовал у мадам Верделе, чтобы она накормила его завтраком, а оба моих брата и муж о чем-то совещались в кабинете. При моем появлении они замолчали, и я шутя спросила, не нарушила ли я своим приходом какой-нибудь масонский ритуал.
- Вы даже себе не представляете, мадам Дюваль, - с улыбкой проговорил Робер, - насколько вы близки к истине. Нам следовало выставить часового у дверей, как это мы обычно делаем на собраниях нашей ложи. Впрочем, ничего страшного. Наше совещание закончилось.
Он поднялся с кресла и начал расхаживать по комнате в своей обычной беспокойной манере. Я посмотрела на двух других. У Франсуа был задумчивый вид, тогда как Мишель, напротив, казался возбужденным и смотрел, не отрывая глаз, на Робера.
- Ну, п-пошли, п-пора приниматься за дело, - нетерпеливо сказал он. Нечего рассиживаться. Чем скорее мы все организуем, т-тем лучше для всех.
Робер предостерегающе поднял руку.
- Спокойно, спокойно, - остановил он брата. - У вас с Франсуа есть свои дела, занимайтесь патрулями. А что касается меня и Жака, я прошу только одолжить мне повозку, обещаю вернуть ее через несколько дней.
- С-согласен, - сказал Мишель. - Я с-сразу же об этом позабочусь. - Он воспользовался предлогом и выскочил из комнаты, в то время как во взгляде Франсуа, обращенном на меня, можно было прочесть сомнение и неуверенность.
- Что вы решили? - подозрительно спросила я. - Неужели ты снова хочешь увезти отсюда ребенка, ведь он еще не оправился от усталости и от страха.
- Жак такой же выносливый, как и я, - отвечал Робер, - и ничего ему не сделается после вчерашнего. Я собираюсь отвезти его сегодня к матушке в Сен-Кристоф...