— Ты лжешь, — сказал Шандор. Кричать у него уже не было сил. — Подло, беспардонно, нагло лжешь! Шубу она получила от американца, с которым переспала, чтоб ты знала…
— Ха-ха! Американца придумала я, у Андреа твоей фантазия-то была совсем куцая. И мой миленький клюнул, — пояснила она И́вану, — он ведь относительно верности любовниц своих очень щепетилен. Ну, потом, конечно, утешился… в моей постели. Да, американский фирменный знак на шубу скорняк пришил, так что шуба стала на десять тысяч, не меньше.
— Ты лжешь, — повторил муж хрипло и бессильно. — Ты просто лжешь…
Он опять опустился на стул.
— Лгу. Ладно. Можно задать тебе один вопрос? Что, не целовался ты под Новый год на кухне? Нет, нет, не с Андреа, с Ибойей.
— Ну и что? Думаешь, отпираться стану?
— Чего уж тут отпираться, я сама видела. По правде сказать, мне это неприятно было, — опять повернулась она к свояку, — ну, ты же помнишь, такое хорошее выдалось то рождество, так все было тепло, счастливо, по-семейному. Шандорке что-то там удалось, опытами подтвердились какие-то там его расчеты, точно не знаю, университетов я не кончала, как Андреа, но по-своему радовалась и я. А вот теперь слушай, Шандор, это будет тебе интересно! Первой Ибойечка наша догадалась, что ее И́ван плохо зарабатывает и если я пристрою его здесь, возле себя, то мало-помалу и они заживут как мы. И вот И́ван стал крутить голову мне, а Ибике разрешено было тебя немного подогреть во имя великой цели.
— Думаешь, я тебе поверю?
— Не убеждена, ты ведь дуралей, каких поискать! Да ты же сам и подбросил ей эту идейку. Она только ныла все, что у бедного И́вана, мол, на одну лишь дорогу три часа в день уходит, что бензоколонка эта, в Ракошкерестуре, — чистое наказание, заправляются там одни мотоциклисты, чаевых нет, только душу выматывает, — и ты надумал! Обещал ей поговорить со мной. Что, не так было? Правда, потом у тебя на душе кошки скребли, и целых два месяца ты был образцовым мужем и примерным отцом. А потом твой драгоценный двоюродный братец, еще одна дрянь…
— Заткнись, ты! — взревел заправщик. — Всех замарать хочешь!
— Оттого что назову вещи вслух, приятель, они не станут грязнее, чем были. Словом, твой драгоценный братец…
— Остерегись, Жужа! — процедил И́ван трусливо, но с угрозой. — Тебе это дорого встанет!
— За меня не тревожься! — резко оборвала его Жужа.
— Изничтожу! — прошипел заправщик.
— Ты?! — засмеялась Жужа ему в лицо. — Мало каши ел, понял? Словом, И́ван…
— Молчать, слышишь?! — Заправщик вскочил. — Не то… не то я… заткну твой грязный рот!
Но тут вскочил и Шандор.
— Нет, ты сядь, — сказал он спокойно, сдержанно. — Теперь уж пусть говорит!
— Ах ты щенок, паскуда, сутенер, да ты у меня сейчас кувырком отсюда вылетишь!
— Я и в детстве был сильнее тебя, — тихо произнес младший брат. — А Жужа никогда не будет мне столь безразлична, чтобы я не защитил ее.
— Ого, какой рыцарь! — смеялась Жужа.
— Так что сядь. Пусть расскажет. Надо же когда-то увидеть все как есть.
Заправщик не сел. Но замолчал.
— Я могу начать, господа рыцари? Ну так вот, И́ван, этот второй доблестный характер, позднее раскумекал, что вы слишком уж спелись, и решил было шугануть вас, но я его отговорила. Растолковала, что не обладает он такими мужскими достоинствами, чтобы Ибойя его время от времени не обманывала… и коль этого не миновать, так лучше уж, чтобы все оставалось в семье… И что мир всегда милее ссоры, потому как он, И́ван, до тех пор только будет тут, около меня, большую деньгу загребать, пока все будет тихо да мирно. Деньги и подействовали. Этим всегда можно воздействовать на твоего дорогого братца, чтоб ты знал. Словом, я его успокоила, объяснила, что это пройдет, ты-то ведь для меня открытая книга. К Ибике я тебя не ревновала, думала: это все же лучше, чем Андреа. Ибике глупая курица, к тому же другой-то конец шнурка у меня в руке… чем бы, думаю, дитя ни тешилось… Просчиталась. Тебя не приняла в расчет… Но ведь с этаким бредом — развод и так далее — ты не возникал еще ни разу! Правда, до сих пор ты никогда еще не обнаруживал, что не можешь работать… Причину, разумеется, ты и на этот раз ищешь не в себе. Что, очень перепугался? Да, это, должно быть, ужас как страшно обнаружить такому вот ученому кандидатику. Я тебя понимаю… Ну, и милые игры нашей Ибике ты принял всерьез и ухватился за нее. В конце концов, тому, кто желает ходить на своих ногах, непременно ведь нужно за кого-нибудь уцепиться, верно? Все же приятнее вырваться из одной стеклянной клетки так, чтобы тотчас же аккуратненько перебраться в другую… или я не то говорю? — Она вдруг отбросила насмешливый тон, голос ее посуровел: — Но мы еще до того не дошли, чтобы вы смели мне прямо на голову…