Мусор может поведать и о многом другом. Например, у Тауберов часто бывают гости, в таких случаях у них пьют заграничные вина, посуду из-под которых магазин обратно не принимает. Хозяйка там, видно, не знает, что в мусорный бак бутылки бросать нельзя; Кашпарек эти бутылки разбивает маленьким молотком, который носит с собой специально для этой цели. У Кароя Варги-Киша жена убирает квартиру каждый день, у Селепчени же — всего раз в две недели, и в такие дни в ведре столько пыли, что, когда Кашпарек высыпает мусор, хоть противогаз надевай. Кашпареку точно известно, когда Эрнё Гомбо приходит домой в подпитии: на другой день у них в мусоре полно битой посуды, однажды они даже зеркало в ванной расколотили.
Так и жил Кашпарек — вроде бы сам по себе, а в то же время как бы всегда вместе с жильцами тех шести домов, куда он ежедневно приходил выносить мусор; он мог заглянуть к ним не только в тарелки, но порою и в спальни, и вообще знал о них куда больше, чем они о нем: ведь они, жильцы, не знали о Кашпареке почти ничего. И потому работа его была отмечена как бы печатью особой секретности, причем сам он к этому относился вполне серьезно и все, что знал, держал про себя; правда, и выспрашивать у него что-либо никому в голову не приходило — по той простой причине, что, хотя ведра с мусором много о чем рассказывали Кашпареку, все отношения его с жильцами кончались возле порога, куда ему эти ведра каждый день выставлялись.
Деятельность свою на поприще мусороуборки Кашпарек начал пять лет назад в доме 19 «В», потом заодно взялся обслуживать и 19-й «А». Консьержи охотно рекомендовали его друг другу как человека надежного и работящего, и постепенно к нему перешли дома 17-й, 22-й, 43-й и даже 6-й, на соседней улице. Кроме уборки мусора, он брался мыть лестничные клетки и выполнял всякие мелкие поручения. Например, у мадам Золтаи из 22-го была страсть — переставлять мебель в квартире, но, поскольку эта мания действовала мужу на нервы, она ей предавалась лишь тогда, когда тот был на работе. В одиночку, однако, она справиться не могла и в таких случаях приглашала за небольшую плату Кашпарека. Старик с охотой ходил помогать ей, потому что, указывая, что куда двигать, мадам Золтаи говорила без умолку, объясняя — уж коли муж не мог оценить ее вкус по достоинству — преимущества нового интерьера и ожидая, чтобы Кашпарек почтительно с ней соглашался. Кроме нее, редко кто заводил с Кашпареком обстоятельную беседу, если, конечно, можно назвать беседой монологи мадам, которая говорила к тому же всегда только на одну тему: о своем вышеозначенном тонком вкусе.
Приходя в новый дом, Кашпарек пробовал поначалу представляться жильцам; это, однако, венчалось успехом лишь в тех квартирах, где хозяйки заблаговременно не выносили ведро за дверь. Кашпарек в таких случаях звонил, и когда ему открывали, вежливо объяснял: нет, он не новый домоуправ, он только с нынешнего дня будет здесь выносить мусор. «А… — отвечали хозяйки. — Ладно», и разговор на этом кончался. Кашпарек получал мусор и шел дальше. Иногда он специально являлся на час, на два раньше, чтобы обменяться одной-двумя фразами и с аккуратными жильцами; порой это ему удавалось, и Кашпарек произносил что-нибудь вроде: «Хороша нынче погода» — или: «Ишь как дождь зарядил, третий день не перестает»; «Да-да», — отвечали ему — или: «Пусть идет, давно его ждем». И Кашпарек, высыпав мусор в большой жестяной ящик из-под краски, приспособленный для таскания на спице, шел на улицу, к бакам. Наполнив баки, он затем аккуратно выстраивал их в подворотне, чтобы не мешали людям пройти и в то же время чтоб грузчикам было с руки к ним подступиться, когда те приедут за мусором на машине. Если в это время кто-нибудь из жильцов проходил мимо, Кашпарек посылал ему горделиво-доверительную улыбку, но ответ на нее получал редко: жильцы не знали, какое важное место в жизни улицы занимает своевременная уборка мусора. Кашпарек любил вообразить иногда, как — если он, Кашпарек, вдруг исчез бы куда-то — мусор заполоняет дома, грудами скапливается в кухнях, на галереях, на лестницах, как гниет, испуская зловоние, как заводятся в нем мыши, крысы, мухи, сороконожки, тараканы и прочая нечисть… порой его самого повергало в дрожь видение грозно растущих мусорных гор, от которых своей работой он спасает жильцов. Те обо всем этом понятия не имели, ведь сами они уборкой мусора не занимались и не могли до конца представить последствия, которые неминуемо бы возникли, если бы мусорщики перестали убирать мусор; так что Кашпарек был счастлив, когда в ответ на его улыбку кто-нибудь останавливался возле него на минуту. «Идет дело, папаша?», «Не тяжело, дядечка?» — звучал вопрос, а Кашпарек, ворочая бак, отвечал лаконично и гордо, во множественном числе: «Справляемся…» Жилец кивал и шел дальше своей дорогой.