До той минуты все шло гладко, в точности по плану. После приступа черной меланхолии Хайдик вдруг ожил, воспрял, отчасти не желая напрашиваться на жалость, к чему он питал инстинктивное отвращение, охотней жалея других, отчасти же потому, что Йолан, как сказано, взяла его за руку, отчего шоферу, когда до него дошло, мир представился в ином свете.
— Тебе, друг, тоже нелегко, — молвил он Вуковичу. — Всем трудно, — добавил он вдумчиво и, высвободив руку из-под ладони Йолан, приобнял ее за плечо.
Та не противилась, и Хайдик просиял. Этого он и ждал с того самого мгновения, как принесла его нелегкая домой в треклятый этот вечер. А Йолан даже придвинулась к нему, гнездясь поуютней, и подала более практичную женскую реплику:
— Жениться бы тебе.
— Зачем? — неожиданным выпадом ответил Вукович. — Все равно больше двух недель ни с одной не выдержу.
— Чего же разнылся тогда? — вскинулась Йолан. — Ишь ты: жалуется, как ему одиноко, а жена в тягость. А ей-то на что ты такой, себя одного любишь, попрыгунчик!
Хайдик обрадовался еще больше. Налил сразу всем троим и сам выпил, наслаждаясь изменившейся атмосферой: так все по-свойски, по-семейному пошло. Йолан опять с ним, опять прежняя, у него из-под руки Вуковичу выдает, и Хайдику показалось, будто все они друзья-приятели с давних пор — пустячное происшествие, которое несколько часов назад свело вместе теплую компанию, было начисто позабыто. И тут, сочтя настроение подходящим, Вукович достал карты.
Достал или, вернее, извлек неведомо откуда, точно фокусник: раз — и карты в руках, точнее, в правой руке; айн-цвай-драй — и, слегка пожав эластичную колоду, перебросил в левую и обратно в правую, потом опять в левую (и так далее); карты, автоматными очередями щелкая перед носами оторопелых супругов, слились в одно радужное полукружье. Потом раз — колоду на стол перед Йолан, прошу любую вынуть, Йолан взяла, поглядела: пиковый валет, дала Хайдику заглянуть, положила обратно; Вукович стасовал, Хайдик снял, Вукович опять колоду на стол, пожалуйста, сверху. Пиковый валет. Йолан рот раскрыла, Хайдик заржал, тогда Вукович предложил их вниманию сексомоторный фокус. Хайдик вытянул бубновую двойку, вложил обратно, Вукович стасовал, коснулся колодой плеча Йолан и молниеносно выбил бубновую двойку на стол. Еще: на сей раз Хайдик вытащил три карты и вложил в разные места; Вукович стасовал колоду, коснулся ею груди Йолан (та дала ему по рукам, и глаза шофера тоже на миг застлались облачком, но Вукович прибегнул к своей самой верной манере, с таким неотразимым мальчишеством, такой невинной улыбкой объяснил: три ведь карты, сексуальная прана должна быть сильнее, — просто невозможно было на него сердиться); обернул колоду низом вверх, подал: там лежали подряд три выбранные Хайдиком карты. Вукович знал с дюжину таких фокусов и работал руками так проворно, меча и выдергивая карты так ловко и неся попутно такой заковыристый вздор, что у Йолан с Хайдиком головы закружились; особенно когда, спрятав колоду, он выудил ее у себя из штанины, а потом Хайдик загадал шестерку треф, Вукович веером карты на стол, нет шестерки, где она, а вот, в кармашке у Йолан, — и стал любые загаданные извлекать то у Хайдика из-за пазухи, то из-под скатерти в красную клетку, то у Йолан из волос, а то прямо так, из ничего, ловя в воздухе как бы на лету. Смех, шутки, подковырки; Хайдики преотлично себя чувствовали; лучше всякого цирка.