— Сам его, товарищ подполковник, туда посажу…
Вообще-то Горохов, как я сам слышал, просил допустить его до занятий по «рукопашке». Но он плохо представлял себе, что такое занятия по рукопашному бою в спецназе ГРУ, потому, как подумалось нам, офицерам батальона, и просился, желая показать себя. Комбат послал его с моим взводом на марш-бросок, посчитав, что этого для немолодого ученого будет достаточно, чтобы ощутить разницу между собой и молодыми солдатами спецназа, не говоря уже о тренированных и подготовленных офицерах. И даже ранее утвержденное начальником штаба расписание специально для этого было изменено.
Вообще, мне лично вся эта история не нравилась. Профессор о чем-то договаривался с комбатом, а мне комбат только приказы отдавал, и я не знал, что для чего делается. Обычно, даже выслушивая боевое задание, я получал полное толкование того, что следует делать, что требуется от меня и взвода и какой результат желательно получить. Здесь даже желаемый результат был неизвестен, за исключением того, что подмигивание комбата намекало на его желание измучить профессора.
Наверное, потому, что это и есть наука, утешал я сам себя, а наука требует результата.
Профессор Горохов привез к нам двадцать девять шлемов. Двадцать семь — для солдат моего взвода, один для меня и один для себя. Внешне это были обычные шлемы от оснастки «Ратник», только имеющие дополнительную полукруглую антенну, прочно прилегающую к корпусу самого шлема, по сути дела, интегрированную в него и окрашенную в точно такой же зеленый цвет. Сразу эту антенну и не заметишь.
При этом категорически запрещалось надевать шлем на подшлемник, которыми у нас были маски «ночь». Зимой и вообще в прохладное время года мы всегда подшлемники носили. Только летом предпочитали ими не пользоваться, если только не было необходимости работать в масках. Но наши маски «ночь», в отличие от традиционных, были не черного цвета и были сшиты не из трикотажного полотна, а из той же ткани, что и наши костюмы. Маски защищали и от открытого огня, и, что более важно, от просмотра через инфракрасный прибор ночного видения и даже через тепловизор. То есть они не пропускали тепло тела наружу. Тот же тепловизор позволял увидеть только глаза. Но попробуй понять на расстоянии, что это такое!
Антенна на шлеме была металлическая. И я сразу проверил с помощью своего бинокля, не светится ли она в тепловизоре. Оказалось, антенна незаметна.
Но главное отличие новых шлемов состояло в другом. Все они имели собственные подшлемники, в которых располагались некие резиновые присоски, которые при надевании шлема присасывались к голове достаточно плотно и строго в определенных местах. А внутри присосок находились контакты, которые соединялись с небольшим прибором, размером с портсигар, а сам прибор соединялся уже с нашими коммуникаторами «Стрелец», чтобы в прямом эфире транслировать показания по каналу для командования батальона. Если наш шлем весил только один килограмм и шесть граммов, то вместе с приспособлениями профессора он скорее всего граммов сто пятьдесят — двести добавлял. Не существенно, тем не менее моя голова добавочный вес ощущала. Зачем это нужно, ни мне, ни солдатам взвода тоже никто не объяснил.
Короче говоря, с нами обращались как с лабораторными крысами. Тем тоже бесполезно объяснять, что с ними делают и для чего. Но мы-то не крысы, мы могли бы и понять. Должно быть, профессор Горохов и приехавшие с ним люди были такого же мнения о бойцах спецназа и считали, что мы ни при каких обстоятельствах не сумеем понять то, что они делают. Напрасно, мы вообще-то парни сообразительные…
В марш-бросок мы отправлялись еще в предрассветной темноте, рано утром, причем в полной выкладке, то есть при оружии, во всей амуниции, в бронежилетах, в шлемах и даже в теплых бушлатах, как положено по времени года.
К моему удивлению, профессор Горохов то ли вообще не ложился, то ли проснулся одновременно со мной. По крайней мере, когда я пришел в казарму — как обычно, не через КПП, а через забор, что находится через дорогу от моего дома, чтобы объявить взводу «подъем», — Горохов уже был на ногах и на голове уже носил шлем. Точно такой же, какие должны были водрузить на себя мои солдаты и я сам. Шлем, передающий через собственный интерфейс данные с нашего мозга.
Бронежилета на Горохове, естественно, не было, как не было у него и автомата с полным магазином патронов, но теплый бушлат, в котором бегать будет жарко, ему все же выделили. К тому же он решил взять с собой и более неудобную вещь.