И, тем не менее, даже сейчас он был уверен, что не смог бы никак повлиять на ситуацию.
Очень сложно остановить Смерть, когда Всадник покинул конюшню.
- Что вы делали тем вечером?
- После ужина я засиделся допоздна, смотрел телевизор, а мадам Гамаш отправилась спать.
- А вы?
- Я сварил себе кофе и отправился в кабинет.
- Чтобы поработать?
- Света я не зажигал. Я сидел в темноте и наблюдал.
Одна темная фигура наблюдала за другой.
Сидя там, Арман Гамаш почувствовал, как что-то изменилось.
Незнакомец на лугу шевельнулся, немного сдвинулся.
И теперь смотрел на Гамаша.
- Как долго вы там сидели?
- Час, может чуть больше. Очень плохо было видно. Темная фигура в темноте. Когда я вывел собак на ночную прогулку, его уже не было.
- То есть, уйти он мог в любое время? Даже сразу после того, как вы стали за ним наблюдать? Вы пропустили тот момент, когда он уходил?
- Да.
- Может быть, вы задремали?
- Возможно. Но вообще-то, я привык к длительному наблюдению.
- Наблюдению за другими? Это у вас с ним общее, - сказал Залмановиц.
Комментарий удивил шефа-суперинтенданта Гамаша, и он вскинул брови, однако согласно кивнул:
- Полагаю, что так.
- А на следующее утро?
- Он вернулся.
Глава 3
Судья Кориво решила, что настал подходящий момент для перерыва на обед.
Потому что шеф-суперинтендант просидит на скамье свидетеля много дней. Даст показания и пройдет через перекрестный допрос.
В зале суда было душно, и, уходя, она попросила охрану включить кондиционер, хотя бы на время перерыва.
Садясь сегодня утром в судейское кресло, Морин Кориво благодарила судьбу за то, что ее первое дело об убийстве настолько простое. Но сейчас она задумалась, так ли это.
Не было никаких сложностей по части законности. С этой стороны все было просто. Даже появление фигуры в плаще на лугу деревни, само по себе странное, легко определялось рамками закона.
Что заставляло ее потеть - и виной тому была не только жара - так это необъяснимое противостояние, столь быстро возникшее между обвинителем и его же собственным свидетелем.
И не просто свидетелем. И даже не просто офицером, производившим арест. Главой Сюртэ, шут бы его побрал.
Генеральный прокурор не просто язвил при допросе шефа-суперинтенданта, он то и дело щелкал того по носу. Месье Гамашу это не нравилось.
Морин была пока неопытным судьей, но как адвокат защиты, имела огромный опыт в оценке человеческих действий и реакций. И человеческой натуры.
В зале суда, на ее процессе, что-то происходило, и судья Кориво решила во что бы то ни стало выяснить, что именно.
- Это только мне кажется, или данное судебное разбирательство сошло с рельсов? – спросил Жан-Ги Бовуар, присоединившись к шефу в холле Дворца правосудия.
- Ничего подобного, - ответил Гамаш, утирая лицо носовым платком. – Все идет отлично.
Бовуар засмеялся:
- Имеется в виду, что всё - merde?
- Именно. Где Изабель?
- Она ушла в контору, - сказал Бовуар. – Проследить, чтобы там все было в порядке.
- Хорошо.
Изабель Лакост являлась начальником отдела по расследованию убийств, на эту должность ее выбрал Гамаш, когда покидал Сюртэ. Случилось много шума, когда он назвал имя своего преемника. Его тут же обвинили в фаворитизме.
Эту историю знали все. Гамаш принял Лакост на работу несколько лет назад, в тот самый момент, когда та решила уйти из Сюртэ. Слишком непохожей на остальных она была – не умела бравировать на месте преступления. Пыталась понять подозреваемых, а не просто сломать их.
Она могла склониться возле тела убитой женщины и дать обещание – в присутствии остальных агентов - помочь жертве обрести покой.
Офицера Лакост высмеивали, оскорбляли, подвергали дисциплинарному воздействию, и в итоге вызвали в офис начальника, где она лицом к лицу встретилась с Арманом Гамашем. Он был наслышан о странностях молодого агента, над которой все смеялись, и пришел сюда познакомиться с ней.
Вместо того, чтобы уволить, Гамаш забрал ее к себе, в самое престижное подразделение Сюртэ-дю-Квебек. К вящему огорчению ее бывших коллег.
Их злоба лишь усилилась, когда Лакост продолжила расти в званиях и должностях, заняла место шефа-инспектора. Но вместо того, чтобы «реагировать на критику», как советовали ей поступить некоторые из подразделения, Лакост просто стала делать свою работу.
А работа эта - Лакост понимала с кристальной ясностью - была обычной, хоть и нелегкой.