А потом Гамаш склонился к своему спутнику, что-то ему говорившему. Молодому мужчине, его заместителю, как она знала. Тот сейчас тоже был в зале.
До нее донесся легкий, еле уловимый аромат сандалового дерева и розовой воды. Вернувшись домой, Морин Кориво рассказала об этом своей жене:
- Я пошла за ним и просидела в суде какое-то время, чтобы послушать его показания.
- Зачем?
- Из любопытства. Я никогда не выступала против него, но подумала, что если такое случится, то лучше потренироваться заранее. Ну и чтобы убить время.
- И как он? Погоди, дай угадаю. - Джоан сморщилась, сдвинула рот набок и проговорила: - «Дак, сопляк вырубил парнягу. И что нам виснуть в суде, вы, желтопузые педикулёзины? Вздернем его!»
- Поразительно! - восхитилась Морин. – Ты там была?! Да, он вылитый Эдвард Робинсон.
- Ну, Джимми Стюарту и Грегори Пеку не суждено было стать начальниками убойных отделов, - рассмеялась Джоан.
- Это точно… Он цитировал сестру Прежан* (*католическая монахиня, член Конгрегации Святого Иосифа, активная сторонница отмены смертной казни).
Джоан отложила книгу, которую читала.
- На суде?
- Да, в своих показаниях.
Гамаш тогда тоже сидел на месте свидетеля, был сдержан, спокоен, но отнюдь не небрежен. Он выглядел изысканно, хотя красавцем в общем понимании не был. Крупный мужчина в отлично подогнанном костюме. Сидел прямо, смотрел внимательно, был почтителен к суду.
Его волосы, почти седые, были подстрижены. Лицо чисто выбрито. И даже с возвышенности, на которой сидела Морин Кориво, был заметен шрам на виске.
И тут он произнес: «Нет ни одного человека, настолько же плохого, как самое наихудшее дело, им совершенное».
- К чему он цитировал эту монахиню, защитницу смертников? – удивилась Джоан. – Тем более, именно эти ее слова?
- Полагаю, как намек на снисхождение.
- Ха! – выдала Джоан, а потом задумалась. - Конечно, и обратное правильно - нет никого, настолько же хорошего, как наилучший из поступков, совершенныхим.
А теперь судья Кориво, облаченная в мантию, сидела на судейской скамье, вершила правосудие. И пыталась понять, что есть шеф-суперинтендант Гамаш.
На этот раз она находилась к нему ближе, чем когда-либо, и была рядом гораздо дольше по времени. Глубокий шрам на виске все еще на месте, он, конечно, никуда не делся. Словно сама профессия поставила на Гамаше клеймо. Вблизи Морин разглядела морщины, лучиками расходящиеся от его рта и глаз. Линии жизни. Это от смеха, догадалась она. У нее такие же.
Человек на пике своей карьеры. Спокойный. В мире со всем, что уже совершил, и с тем, что ему еще предстоит совершить.
Но эти глаза!
Тот взгляд, пойманный ею тогда, давно, был так неожиданен, что Морин Кориво пошла за Гамашем следом, и слушала его показания.
Тогда в нем была доброта.
А сегодня она усмотрела другое. Беспокойство. Не сомнения, нет. Но он беспокоился.
Теперь она тоже беспокоилась, хотя не могла сказать, почему.
Она отвернулась, и теперь оба они переключили внимание на прокурора. Тот вертел в пальцах шариковую ручку, а когда прильнул к собственному столу, судья Кориво одарила его таким суровым взглядом, что тот моментально выпрямился. Отложил ручку.
- Попробую переформулировать вопрос, - продолжил он. – Когда у вас впервые появились подозрения?
- Как и в большинстве случаев с убийствами, - ответил Гамаш, - они появились задолго до самого акта убийства.
- Так вы знали, что произойдет убийство, еще до факта смерти?
- Non. Не совсем так.
А разве нет, спросил себя Гамаш. Об этом он спрашивал себя ежедневно со дня обнаружения тела. Но по сути его вопрос означал - как же он мог не знать?
- И всё-таки, снова спрошу вас, шеф-суперинтендант, когда вы узнали? – в голосе Залмановица сейчас слышалась нотка раздражения.
- Я сразу понял - что-то случится, как только фигура в черной мантии появилась на деревенском лугу.
По залу прокатился гул голосов. Репортеры, сидящие в стороне, склонились над электронными девайсами. Было слышно, как щелкают клавиши. Современная морзянка, сигнализировала о срочных новостях.
- Под деревенским лугом вы подразумеваете лужайку в Трех Соснах? – уточнил прокурор, посмотрев на журналистов, словно намекая, что знание представителем короны названия деревни, где живет Гамаш, и где обнаружили тело, заслуживает особого внимания. - Южнее Монреаля, возле границы с Вермонтом, правильно?
- Oui.
- Деревенька небольшая, насколько я знаю.
- Oui.
- Милое местечко. И даже где-то умиротворяющее.