— Да, так многие говорили.
— Я только прощупал почву. Не называя имен, ничего. Но его отцу машина была нужна самому, всю неделю. Не знаю, может быть, не следовало к нему обращаться. Я потом часто спрашивал себя, что могло произойти.
— А позже вам ничего не удалось выяснить?
Кесселс пропустил его вопрос мимо ушей. Закурил четвертую сигарету.
— В тот вечер стемнело рано, было пасмурно, шел дождь. Я еще, помню, радовался этому, как будто дождь помог бы нам скрыться. — Он снова замолчал, отхлебнул из стакана. — Меня не оправдывает, что я ничего не заметил, но так уж получилось. Скорее всего, они за мной следили. С какого места, не представляю. Я прислонил велосипед к стене. В доме было темно, шторы раздвинуты. Я им так посоветовал, чтобы создать впечатление, что их нет дома. Мы договорились, что они будут ждать меня внизу, у лестницы, чтобы сразу же уехать. Я с Борхстейном должен был идти вперед, остальные следом, на некотором расстоянии. Я уже был у двери и видел через стеклянное окошко лицо Борхстейна. В то же мгновение я услышал, как позади меня затормозила машина. — Кесселс понизил голос, наклонился к столу.
Абелс смотрел в его бледно-голубые глаза; белки нездорового цвета, с лопнувшими сосудиками.
— Я собирался тут же снова вскочить на велосипед, прикинуться, что ошибся адресом. Но Борхстейн уже отворил дверь.
— Когда увидел машину?
— Когда увидел меня. — Кесселс выпрямился, нервно раздавил в пепельнице окурок. — Где-то произошла утечка информации. Из машины выскочили двое из СД. Остальное вам, по-моему, известно.
— Но как же так получилось? Разве они не знали, сколько там живет человек?
— В том-то и загвоздка. Очевидно, нет. В коридоре стояли трое, они схватили их и больше не искали. Может, просто были довольны такой добычей, кто их знает. Борхстейн, по-видимому, ждал, что я стану спрашивать, где его жена. Я видел по его глазам. Вот что было самое ужасное. Он, должно быть, предполагал, что это ловушка. Он посмотрел мне прямо в глаза и произнес: "Мы готовы". Все дальнейшее произошло молниеносно. Их немцы бросили в машину сзади, меня посадили между собой. Нам нельзя было разговаривать. В участке нас разделили. Я их больше не видел. Вот как все было.
— А вы никогда не думали…
— Меня беспрерывно допрашивали. Хотели знать, какая организация стоит за этой помощью беженцам. Они заранее были уверены, что такая организация есть. Им в голову не приходило, что тут действует группка из трех молодых парней. Вы, вероятно, думаете, что я раскололся, но это не так. Моих двух товарищей не арестовали. Потом были концлагеря; меня освободили, когда я уже был переведен в третий, в Ораниенбург. — Его тяжелая голова опять свесилась к столу.
— Я никак не могу понять, почему вы так ни разу и не навестили мефрау Борхстейн? Вы не знали, что она осталась в живых?
— Знал, но не мог собраться с духом и пойти к ней. Первые годы после войны просто не хватало смелости, а потом я все время откладывал. Что я мог ей сказать?
— То же, что мне. Ведь вы говорили откровенно?
— По-вашему, я должен был сказать: извините, мне очень жаль, но я не мог ничего поделать, я был дилетантом, я схалтурил, но меня не в чем подозревать? Нет, не мог я пойти к ней тогда. А со временем тем более. Я хотел забыть об этом деле. Это вы, надеюсь, понимаете?
— И вам удалось?
— Если бы… Я переехал в другой город, поступил на службу в провинциальное управление, завел семью, детей, внуков. Забыть? Если бы так. Говорить о том, что было, я тоже не мог, вплоть до сегодняшнего дня. — Кесселс ослабил узел галстука, ему стало душно.
Абелс смотрел в свой нетронутый стакан, удивляясь вспыхнувшей вдруг в памяти картине: Фрида Борхстейн удаляется от него, волоча за собой по полу черную шубу.
— Конечно, — вдруг произнес Кесселс, — должен признаться, были периоды, когда я обо всем этом не вспоминал.
— У нее таких периодов не было. Она себя все время спрашивала, почему ее тогда не забрали вместе с мужем и детьми, почему не приехали за ней потом?
Кесселс надорвал новую пачку сигарет.
— Это доказывает, что СД знало лишь, что я собираюсь делать, но не знало, сколько человек я хочу вывезти. — Казалось, он глубоко задумался, положил вытащенную из пачки сигарету на стол, затем спросил, точно этот вопрос пришел ему в голову впервые за долгие годы: — А как, собственно, получилось, что ее не было внизу в коридоре?
— Она поднялась наверх, за теплой кофтой.
Кесселс тряхнул головой.
— Вот об этом я и говорю: что делает с нами случай, какие абсурдные вещи, ни одна душа не додумается. Должен вам сказать, я тоже приехал к Борхстейну минут на шесть раньше, чем договаривались. Изо всех сил торопился, жал на педали.