Бесконечно долго тянулись минуты, и разомлевшие от духоты репортеры стали громко зевать. Харпур услышал сетования на долгое ожидание и улыбнулся — он ждал пять лет. Ему казалось, что даже больше.
Этого дня, 7 июня, ждали многие. Но точного времени не мог назвать никто. Дело в том, что Эмиль Беннет так и не сумел припомнить, когда именно в то жаркое воскресенье он приехал к родителям. Следствию пришлось довольствоваться весьма расплывчатым «около трех пополудни».
И вот сейчас можно было уточнить. Особой роли это не играло, но в интересах правосудия надо было восстановить все.
Один из репортеров наконец заметил сидящего у двери Харпура.
— Прошу прощения, сэр. Вы не судья Харпур?
Глаза молодого репортера на миг расширились, когда он осознал важность присутствия судьи для готовящегося в печать материала.
— Если не ошибаюсь, вы вели слушание дела… Беннета?
Харпур кивнул.
— Верно. Но я не даю интервью Простите.
— Да, сэр, конечно. Понимаю.
Журналист быстрой пружинистой походкой вышел в коридор. Харпур догадался, что молодой человек только что определил для себя, как подать материал. Он и сам мог бы написать этот текст:
«Сегодня судья Харпур — кто пять лет назад вел противоречивое дело двадцатидвухлетнего Беннета по обвинению в убийстве — сидел на стуле в одном из подвальных помещений полицейского управления. Этому, сейчас уже старому, человеку нечего сказать. Он лишь ждет, наблюдает, терзается…»
Терзается! Это его слово или слово репортера? Харпур криво улыбнулся.
Как оказалось, Эмиль Беннет не ошибся: в восемь минут четвертого Харпур и ждущие репортеры увидели приближающегося Беннета.
Ну, остальное пока несущественно. До полуночи Эмиль будет купаться, есть, смотреть телевизор, погуляет со своими стариками, а когда они отправятся спать в дальнюю спальню с наглухо опущенными шторами, заглянет в бар, и только потом произойдет то, ради чего собрались здесь репортеры и Харпур. И произойдет вот что: в ночь на 8 июня в садике перед окном была изнасилована и убита 20-летняя машинистка Джоан Кэлдерси. Был убит и ее приятель, 23-летний автомеханик Эдвард Хэтти, очевидно, пытавшийся защитить девушку.
Убийца не знал, что преступление наблюдает стеклянный свидетель. О стекле родители Беннета ничего ему не сказали, просто забыли: приезжал он к ним редко, стекло они поставили давно, и для них это была уже не новость, о какой следовало помнить и говорить.
И вот теперь, через несколько часов, стеклянный свидетель готовился дать точные и неопровержимые показания.
…С тех пор как медленное стекло появилось в магазинах, люди задумывались: что произойдет, если перед ним свершится преступление? Какова будет позиция закона, если подозрение падет, скажем, на трех человек, и в то же время лишь через 5 или 10 лет кусок стекла однозначно укажет преступника? С одной стороны, нельзя наказать невиновного, а с другой — совершенно недопустимо оставлять на свободе злодея… Так писали тогда публицисты.
Для судьи Харпура проблемы не существовало. Он принял для себя решение — поступать так, будто стекла нет.
И он остался непоколебимо спокоен, когда именно на его долю выпало подобное дело.
В его округе было не больше убийств и не больше медленного стекла, чем в любом другом сравнимом регионе. Харпур не сталкивался с новинкой, пока над проезжей частью улиц вместо обычных электрических ламп не установили чередующиеся панели из восьми- и шестнадцатичасового ретардита.
Ученым потребовалось немало времени, чтобы с первых образцов ретардита, замедляющих свет примерно на полсекунды, получить задержки, измеряемые годами. Но способа ускорить передачу не знали. Будь ретардит стеклом в полном смысле слова, его можно было бы сошлифовать до требуемой толщины, до требуемого дня или хотя бы месяца, и получить информацию быстрее. Но в действительности это был непрозрачный материал — свет через него не проходил, а поглощался поверхностью, информация же преобразовывалась в соответствующие напряжения внутри вещества. В пьезоэлектрическом эффекте, посредством которого осуществлялась передача информации, участвовала вся кристаллическая структура, весь ее объем, и любые ее нарушения немедленно стирали закономерности в напряжениях. Стоит отбить уголок, ударить до малейшей трещинки — и вся картина исчезала, вся информация уничтожалась, и навсегда. Именно по этой причине на протяжении пяти лет два охранника в подвале несли круглосуточное дежурство у пейзаж окна — свидетеля по делу Беннета. Существовала возможность, что кто-нибудь из родственников или жаждущий известности маньяк проникнет в помещение и сотрет информацию в стекле, прежде чем она разрешит все сомнения.