Выбрать главу

Сэмюэль Дилэни

Стекляшки

Старику и морю

Глава первая

Иногда я хожу гулять к пристани, размахивая парализованной рукой и поднимая песчаную пыль протезом, пристегнутым к бедру. Потею я во время таких прогулок страшно, а потом пью со старыми шлюхами в прибрежном подвальчике. В такие дни меня гложет печаль. Я чувствую себя разбитым, а если и смеюсь, то громко, с надрывом.

Треть моего лица сожжена во время аварии… Мне еще потом пересаживали кожу на груди. Из-за изуродованной нижней челюсти я, если говорю громко, страшно картавлю. Хирурги не особенно старались, когда латали меня. Еще должен признаться, у меня волосатая грудь, похожая на кусок медвежьей шкуры. А борода на правой щеке начинает расти сразу под глазом. Она у меня рыжая, на шее вьется, на груди волос бурый. Кончики ушей загорели и по цвету как бронза, хотя кожа у меня светлая.

Причина моих прогулок (если так можно назвать эти походы) - желание покрасоваться, устроить отвратительное представление, а потом разобидеться на весь мир. Но большую часть времени я провожу на природе или в домике, который Подводная Корпорация выделила мне вместе с пенсией. Коврики у меня турецкие, кастрюли - медные. Есть еще книги и магнитофон, хотя я давным-давно его не включал…

Часто по утрам поднимается золотистый туман, и я спускаюсь на берег, брожу босиком вдоль прибоя в поисках стекляшек - осколков бутылок, обточенных морем.

* * *

В то утро поднялся туман, и солнце напоминало медную монету. Я бродил среди скал, любовался заливом. Там, в пене прибоя, нежилась девушка.

Моргнув, я пропустил момент, когда она неожиданно села. Длинные прорези жабр на ее шее закрылись и остались видны лишь кончики щелей на спине, чуть повыше лопаток. Остальное скрыли волосы - копна мокрой вьющейся меди.

- Что ты тут делаешь, а? - спросила девушка, прищурив голубые глазки.

- Ищу стекляшки.

- Что?

- Осколки стекла, обточенные морем. Вон смотри! Я пальцем ткнул в ее сторону, а потом боком, словно краб, спустился к самой воде, приволакивая негнущуюся ногу.

- Где ты их увидел? - завертела головой незнакомка, наполовину высунувшись из воды. Ее перепончатые пальцы подцепили горсть черных камешков.

Холодная вода омыла мне ноги, когда я наклонился и поднял стекляшку молочного цвета, лежавшую возле ее локтя. Девушка ведь и не взглянула туда. Она встрепенулась. Наверное, решила, что я замыслил что-то недоброе.

- Теперь видишь?

- Что… что это? - Она вытянула холодную руку. На мгновение молочную «драгоценность» и мою перепончатую лапу накрыла ее ладошка. (Да, да! Все так и было. Такие мгновения кажутся удивительными, а потом мы долго-долго с болью в сердце вспоминаем их.) Она тут же отдернула руку.

Стекляшка, - сказал я. - Ты знаешь, что все бутылки из-под кока-колы, винные бутылки и стеклянные банки выбрасывают в море?

- Я видела только бутылки кока-колы.

- Волны разбивают их о камни. Течения мотают осколки по песчаному дну, стачивая углы, изменяя форму. Иногда происходят химические реакции, и стекло теряет цвет. А другой раз на стекле проступают прожилки, и кажется, что к нему прилипли снежинки. Некоторые стекляшки вода обтачивает, и они напоминают кораллы. Когда же они высыхают, то становятся мутными, матовыми. Положи их в воду, и произойдет чудо.

- Ого! - Незнакомка вздохнула так, словно грубый треугольный обломок на моей ладони был настоящей драгоценностью.

Потом девушка посмотрела мне в глаза, моргнула слезящимися глазами. (Мы, амфибии, лучше видим под водой.)

А потом нерешительно протянула руку к тому месту на моей ноге, где начинались перепонки. Кто я такой - вот что она хотела узнать. Выглядел-то я ужасно, но в ее сердце мой отвратительный лик вызывал лишь печаль.

Ее значок (грудь девушки слегка вибрировала, как всегда в первые минуты, когда после долгого пребывания под водой вновь начинаешь дышать легкими) сказал мне, что она - техник-биолог. У меня дома тоже хранится форма из искусственной чешуи. Она лежит на дне сундука с бельем. Но у меня значок глубоководника… Однако я не ношу форму и обычно гуляю в очень потертых джинсах и красной рубахе без кнопок.

Девушка дотянулась до моей шеи, отогнула воротник рубахи и коснулась жаберных щелей, провела по ним холодными пальцами.

- Кто ты?

Наконец-то она решилась спросить меня об этом!

- Кэйл Свенсон. Незнакомка отшатнулась.

- Ты тот, кто ужасно… Мы помним про тебя… - Она замолчала.

Когда вода коснулась стекляшки, обломок засверкал точно так же, как при моем имени трепетали души и чувства тех, кто хоть раз в жизни выходил в море. Согласно последним данным, ныне в Морском Дивизионе насчитывалось семьсот пятьдесят тысяч человек. Всем им имплантировали жабры и перепонки, а потом отправили на глубину, где нет штормов; расселили вдоль побережий континентов.

- Ты живешь на берегу? Где-то неподалеку? Но раньше…

- Сколько тебе лет?

- Шестнадцать.

- Я был на два года старше тебя, когда все это случилось.

- Тебе тогда было восемнадцать?

- А теперь в два раза больше… Нет… Пожалуй, это случилось лет двадцать назад… Давным-давно.

- Люди до сих пор помнят о том извержении.

- А я почти все забыл. В самом деле… Скажи, ты любишь музыку?

- Ага.

- Отлично! Пойдем ко мне, послушаешь записи. Я заварю чай. Посидим до обеда…

- В три я должна доложиться в Штабе. Тарк будет инструктировать Джонни и его бригаду, как прокладывать кабель на большой глубине. - Девушка улыбнулась. - Но я могу поймать отлив и добраться туда за полчаса. Значит, мне надо уплыть в два тридцать.

По дороге к моей хижине я узнал, что зовут ее Ариэль. Она решила, что мой дворик очарователен, а мозаика восхитительна. «Ох, посмотри-ка!» и «Ты это сам сделал?» Она повторила эти фразы раз десять, не меньше.

(Мозаикой я занимался в первые годы одиночества.) Особенно понравились ей моряки, сражающиеся с китом, и ныряльщик с раненой акулой. Девушка объяснила, что у нее нет времени читать, но книгами, к которым я собрал эти мозаики-картинки, она восхищалась. Долго слушала она мои рассказы. Еще Ариэль много говорила о своей работе, о приручении и использовании глубоководных существ. Потом она сидела на кухне, крутила записи Ennio Morricone. А я уложил два десятка устриц на поддон с солью. К тому времени и чайник засвистел…

Я ведь одинокий калека. Мне редко удается поболтать с красивыми молоденькими девушками…

Глава вторая

Эй, Джуао! - заорал я через весь мол.

Он кивнул мне из-за своих сетей. Солнце сверкало на его коже, а волосы казались матовыми.

Через лабиринт сетей я пробрался туда, где, словно паук посреди паутины, сидел Джуао. Не отрываясь от работы, он улыбнулся мне. Мозаика, а не улыбка: золотой зуб, белый, черная брешь, желтая кость и снова белый зуб, золотой, белый. Выставив вперед протез, я присел рядом с рыбаком.

- Сегодня я ловил за коралловым рифом, там, где ты говорил, - Джуао снова широко улыбнулся. - Пойдешь ко мне выпить, а?

- Конечно.

- Подожди… Мне осталось работы на пару минут… Такие рыбаки неопределенного возраста есть в каждой прибрежной деревне. С виду им лет шестьдесят, а на самом деле - сорок. И точно так же они будут выглядеть в восемьдесят. Таков и Джуао… Как-то мы сели считать, сколько же ему лет. Оказалось, он всего на семь часов старше меня.