Официант даже на некоторое время задержался у столика, опасаясь, не грохнется ли побелевшая как мел посетительница в обморок.
— Ир… Ира…
Шелестение шепота было столь жалобным, что Ирина немедленно открыла глаза. Над ней склонился Алик.
— Чего тебе? — буркнула женщина.
— Ир, нам ехать пора и… Дай глоточек, будь человеком, а? — Судя по внешнему виду Алика, его мучило жестокое похмелье.
— Нет у тебя совести. Ни грамма.
— Нету. А голова болит! И не соображает ничего. Я ж такой тупой ничем тебе не помогу, — канючил Алик.
— Кыш из номера. Сейчас оденусь и выйду.
— Ир… Глоточек?..
— Я сказала — кыш!
Алик понял, что спорить бесполезно, и, уповая на милосердие Ирины, вышел в коридор.
Она быстренько собралась: надела сшитый ею собственноручно костюм — хлопчатобумажное бюстье, черно-белая ткань которого имитировала окрас леопарда, и черную длинную и широкую сатиновую юбку с аппликациями из «леопардового» ситца. Потом накинула, не застегивая, белую полупрозрачную блузу и сунула ноги в изящные черные босоножки. Ей почему-то казалось, что на Ялтинскую студию не следует являться в привычной униформе — потертых джинсах и майке, хотелось выглядеть посолиднее.
Поколебавшись, Ирина вытащила из-под своей подушки, которую уже обняла, раскинувшись на просторе, мирно посапывавшая Стелла, бутылку с остатками коньяка. Сунула ее в черную сумку вместе с папкой для бумаг и парой яблок, накинула ремень «торбы» на плечо и направилась к выходу.
Алик ждал ее в крохотном вестибюле гостиницы, где уже толпились у стойки администратора нервные мамаши с крикливыми детьми. Окинув их взглядом, Ирина сочувственно вздохнула и поманила Житкова рукой.
На улице их ждал автомобиль съемочной группы — вечно пыльный «Москвич», которым обычно пользовалась Чекалина. Ирина зябко повела плечами — по утрам было еще достаточно холодно, с удовольствием вдохнула полный кислорода, казавшийся голубоватым воздух, зевнула и подумала, что у нее есть шанс поспать в машине: все-таки путь им предстоял неблизкий.
Едва захлопнув дверку машины и объяснив шоферу, куда ехать, Алик снова заныл, повернувшись к Ирине, расположившейся на заднем сиденье.
— Человек ты или зверь лесной? Я же честно ничего сам искать не стал, чтобы не задерживаться… За машиной к «Алуште» сбегал… Проснулся вовремя…
Шофер понимающе хихикнул.
— Алик, — сердито сказала Ирина. — Выдам один глоток. И потом, пока дела не сделаем, ни-ни! Понял?
Житков просиял и жестом фокусника извлек словно из воздуха… граненый стакан.
Ирина рассмеялась:
— Я сказала — один глоток!
— Нет возражений.
Пока, прощаясь с Ириной, которая вышла из машины, грузились в автобус актеры, умиротворенный Алик заснул, откинув голову на спинку укрытого самодельным зеленым чехлом сиденья.
На Ялтинской студии, до которой они добрались около десяти утра, царил покой, навевавший размышления о вечности: ни охраны на проходной, ни транспорта, готового отвезти народ к месту трудового подвига, ни самого народа. Только в грязноватой у берега акватории застыл петровских времен не то барк, не то фрегат (Ирина в этом вовсе не разбиралась), он вызывал удивление и смутное ощущение нереальности происходящего.
Длинное, серое, баракообразное здание киностудии встретило Ирину и Алика гулким эхом их собственных шагов и внушавшей некоторые опасения пустотой. В конце концов в одной из комнат они обнаружили скучавшую за пишущей машинкой девицу и засыпали ее вопросами.
Барышня захлопала глазами и посоветовала обратиться к Валерии Степановне Тищенко, на поиски кабинета которой пришельцы-просители и отправились. Однако, так и не обнаружив в административном здании не только оной дамы, но и вообще ни одной живой души, они вернулись к девице.
В конце концов после долгих поисков Наташа — так звали девушку — обнаружила домашний телефон Валерии Степановны, и Ирина принялась дозваниваться, что оказалось делом нелегким, а Алик как-то незаметно растворился в тумане. Когда Ира заметила его исчезновение, в трубке вдруг послышались не противные короткие, а призывные длинные гудки, и она решила плюнуть на побег нерадивого Житкова: в конце концов, если Валерия Степановна обнаружена, он просто больше не нужен.
Бас Валерии Степановны Тищенко потрясал воображение.
— Слушаю, милочка. Дублера Огульникову? Та шоб плавать умел? М-м-м… Сложноватенько… Хотя… Есть у меня кое-хто. Ладно. Встречаемся через два часа у входа на студию. Договорились? Та, еще вот шо, я приглашу троих на выбор, не забудьте об оплате — по три рубля за вызов. Ну а тот, кто вас устроит… С ним сами разберетесь. Я ж таки не знаю, какие на вашей картине ставки. Ну пока, милочка.