— И все-таки, — тонко улыбнулась Чекалина, — ввиду производственной необходимости…
— Ну разберитесь же, Светлана Ивановна! — заорал режиссер. — Ищите кандидатуру, Виктория Викторовна. Потом обсудим.
— Кажется, я уже нашла.
— Что? Что, Егор? — переспросил Михаил Георгиевич. — Снимешь всех на самом низком топчане? Поступай как знаешь, мне надоел этот балаган. Тоже мне забастовщицы!
Выходившая из бухгалтерии (которая одновременно являлась кабинетом директора) Ирина нос к носу столкнулась с Чекалиной.
— Ирина Леонидовна, вас-то мне и надо.
Ира убрала в сумочку полученные деньги и взглянула на директрису:
— Слушаю вас.
— У меня есть предложение. Давайте-ка отойдем в сторонку?
— Пожалуйста.
Женщины уселись на стулья в вестибюле возле лестницы и достали сигареты: Ирина — ленинградский «Пегас», Виктория Викторовна — «Винстон».
— Что вы курите всякую дрянь? — улыбнулась Чекалина, протягивая Ире свою пачку. — Берите.
— Благодарю, но я курю только советские.
Чекалина улыбнулась еще шире:
— Привычка — вторая натура. Итак, вы человек прямой, так что сразу приступим к делу. Как вы отнесетесь к предложению попробовать себя в, так сказать, иной роли?
— Вы хотите предложить мне сниматься в другой картине? — удивленно подняла брови Ира.
— Нет. Я хочу предложить вам должность второго режиссера. Комова всех утомила своей бестолковостью…
— Вот как? — Глаза Львовой сузились.
— Так что вы мне ответите?
— Нет.
— Почему? — подняла соболиную бровь Чекалина.
— Я должна объяснять?
— Неплохо бы.
— Со Светланой Ивановной я знакома более десяти лет. Она мне ничего плохого не сделала, и подкладывать ей свинью как-то, знаете… Словом, не в моем амплуа.
— Мы ее в любом случае уволим…
— Не думаю. Комова единственный человек на «Мосфильме», который дружески относится к Михаилу Георгиевичу. Я полагаю, что он ценит это.
Чекалина фыркнула, всем своим видом демонстрируя удивление наивностью собеседницы.
— Не ценит? Тем хуже для него, — пожала плечами Львова.
— Мы обсуждали с ним сегодня такую возможность и решили, что заменим Комову.
— Не на меня, — отрезала Ирина, вставая.
— Я считала вас умным человеком…
— Вы ошибались.
— Ну куда же мы едем, Влад?
— Сюрприз, Ритуля.
Рита дулась минут пятнадцать. Она отвернулась от спутника и смотрела в окно автомобиля на проносившиеся мимо скучные голые леса, поля, в которых еще белел местами снег, и не совсем сбросившие ледяное покрывало речки. Однако терпения ей хватило ненадолго.
— Ну, Влад, так нечестно! Скажи! И сапоги зачем кирзовые? Почему ты их принес и велел мне надеть?
— Не кирзовые, а хромовые. Офицерские.
— Хорошо, хромовые. А зачем? — лисой подъезжала Рита.
— Сюрприз.
— Ну скажи-и-и! — капризно заканючила девушка.
— Ни за что. Скоро сама увидишь.
— Когда?
— Скоро.
Скоро Рита и в самом деле увидела… Высокий, нескончаемый забор. Это привело ее в бешенство, однако она молчала. Зачем поддаваться, когда тебя явно дразнят? Машина свернула к высоким дощатым воротам, и Влад посигналил. Из будочки, встроенной в забор, выглянул служитель и, увидев Влада, расплылся в улыбке. Ворота немедленно раскрылись, и они въехали на территорию… Чего? Рита терялась в догадках.
От стоянки для автомобилей, расположенной прямо возле ворот, к обшарпанному зданию скорее всего дореволюционной постройки, перед которым стояла статуя, изображавшая коня в натуральную величину, вела прямая, довольно широкая заасфальтированная дорога. По ней и пошли Влад с Ритой.
Заросли кустарников, тянувшиеся вдоль дороги, поредели, и Рита увидела поле, по которому скакали всадники! Поле огораживал невысокий заборчик, какими иногда отделяют тротуары от проезжей части. Его, в свою очередь, огибал высокий забор, который тянулся далеко направо и налево и исчезал в густом лесу, видневшемся в отдалении.
— Догадалась? — лукаво улыбаясь, спросил Влад.
— Ой! — только и сказала в ответ Рита.
Еще в начала марта, после возвращения из Греции, они как-то заговорили о лошадях. Оказалось, что Влад, как и Рита, обожает коней. Правда, Рите до сих пор не случалось видеть этих благородных животных иначе, как по телевизору, и Влад, словно бы в шутку, пообещал исправить столь досадное упущение. Она и думать забыла об этом, а он…