— Не сможет, — хихикнула Анжела. — Мы сейчас прямо от него…
— Заткнись, — процедил сквозь зубы Хромой.
— Значит, в кино сниматься собралась? — продолжил издевательства Жаба. — А если мы из тебя Буратину сделаем? Вот так.
Он провел ножом от уголка рта Стеллы до самого уха с одной, а затем и с другой стороны лица. Лезвие лишь слегка поцарапало кожу, но справа он, видимо, нажал чуть сильнее, и в уголке рта девушки показалась капелька крови.
— Или на лбу напишем — сука… — подхватил вихрастый, который мог быть только Гордеем. — Или во! Выжжем лучше! — Довольный посетившей его идеей, он выхватил из кармана зажигалку и крутнул колесико. Чиркнул кремешок. Гордей, гнусно ухмыляясь, поводил высоким остреньким язычком пламени перед самым носом Стеллы.
Девушка почувствовала, как покрывается пупырышками ее кожа, вязкий маслянистый комок вдруг подступил к горлу.
Жаба провел лезвием по лбу Стеллы, только царапая, но не делая надрезов, и расхохотался:
— Гля, онемела. Небось в ментуре растявкается! Запомни, о нас хоть слово кому скажешь — под землей найдем. Не мы, так наши корефаны. И мордашку тебе попишут! Так что молчи и со статейками дурацкими не высовывайся. Ха! А мы вот что сделаем: пиши, сука… — Он цапнул со стола лист бумаги и сунул Стелле под нос, опрокинув при этом пузырек с чернилами. — Отпусти ее, Гордей, а ты, Хромой, держи крепче. Пиши! Я, Богданова Светлана, никаких претензий к гражданам Фетисову, Бойко, Митрохину и Скобелевой не имею.
Стелла одеревеневшими пальцами сжимала ручку, толком не соображая, что пишет.
— Во время дружеской вечеринки, — продолжал диктовать Фетисов, — я, в пьяном виде, случайно нанесла себе травму… Пиши, сука, — в пьяном виде! Вот так. Травму… Написала? Ага. Ставь запятую и валяй дальше: а они оказали мне первую помощь. Молодец.
«Что я делаю? Что я делаю?» Гнев поднялся в душе Стеллы с новой силой. Она, прищурившись, окинула взглядом своих мучителей, на какой-то миг утративших бдительность, схватила со стола бумажку, порвала ее и, скомкав, швырнула в лицо Жабе.
— Ах ты, сука! — заорал он, размахнулся и изо всей силы ударил Стеллу в висок. Не издав ни звука, она потеряла сознание и упала на пол.
В это время в углу больничного двора за мусорными баками умирал, истекая кровью, Кирилл Гуняев. Вызванный подложной, якобы от матери, запиской, он обманул бдительность приставленного к нему охранника (сильно напрягаться не пришлось — милиционер мирно спал на выданном ему стуле) и вышел во двор. Было уже темно, и мальчик не сразу понял, кто перед ним. А потом было уже поздно.
Кирилла пырнули ножом и отволокли через весь пустынный в это время суток двор за мусорку. Надежды, что кто-то пройдет мимо, заметит его и спасет, не было. Ползти, хотя бы выбраться из-за контейнеров он уже не мог, как, впрочем, и звать на помощь: из горла его вылетал лишь едва слышный хрип, и мальчик смирился.
Кирилл смотрел на звезды, плывшие перед его глазами бесконечным хороводом, и радовался, что для него все кончено. Не будет больше ни страха, ни пытки ломкой, ни слез матери, ни отвращения к себе… Ничего не будет. Никогда.
Жизнь вместе с вытекавшей кровью покидала его, а он улыбался светло и счастливо, радуясь избавлению…
То, что увидела Стелла вокруг, открыв глаза, привело ее в ужас. Все в комнате было перевернуто вверх дном, самодельные шторки ободраны, а стены… Стены и кровати были вымазаны сгущенкой, несколько банок которой ей недавно прислала мама. И это казалось почему-то особенно обидным. Все вещи из шкафа, разбросанные по полу, тоже покрывали липкие белые пятна, повсюду валялись банки с синими наклейками. Она услышала причитания соседки по комнате, сидевшей рядом с ней на полу.
— Ой, что наделали! Ой, что натворили! Ой, да кто ж это был? Твой хахаль, что ли?
Стелла вспомнила, что случилось, и внимательно посмотрела в Ольгины бегающие глаза. Ей вдруг вспомнилось, как та назойливо выспрашивала перед уходом: останется ли она дома или у нее другие планы?
— Ой, что с твоим лицом? — приглядевшись, взвыла Ольга.
— Замолчи, — резко сказала Стелла. Она была почти уверена, что соседка знала о готовившемся нападении, но что она могла доказать? Ей стало бесконечно противно… И вдруг словно плетью обожгла мысль: «Кирилл! Они сказали…»
Стелла поднялась и, слегка пошатываясь (у нее кружилась голова), направилась к двери.
— Ты куда? — выкрикнула Ольга. — Посмотри, на кого ты похожа!
— Не бойся, — криво усмехнулась Стелла. — В милицию я не пойду.