Парень цыкает и включает телефон, неважно для чего — может в сотый раз убедится, что зарядки хватит, может вновь проверить — ту ли дискографию любимой музыки загрузил, а может, потому что не хочет вспоминать свою «любовь», длившуюся три дня.
Глупый белый вороненок.
Автоматически закрываются двери, последние пассажиры рассаживаются на свои места и помимо приглушенного смеха, нескольких смешанных языков, включается подсветки от соток чужих людей, становится ярче, и Фрост морщится, однако его негатив перебивается взревевшим мотором и плавным движением автобуса: махина дает задний для разворота, вякают громко позади предупреждающие сигналки заднего хода. Наконец-то!
Джек медленно глубоко выдыхает, и откидывается на сидение. С чувством вытерпленного долга проводя замерзшим пальцем по значку включения музыки. Наушники и так в ушах, и он лишь прибавляет звук, абстрагируясь от шума и прикрывая на несколько минут глаза.
Всего несколько минут, и несколько строк выученной до каждой буковки песни, всего десять — семнадцать метров, которые преодолел автобус, медленно выезжая со стоянки автовокзала.
Джек тяжело долго выдыхает и нехотя открывает глаза, не то чтобы от шума и смеха где-то через пять рядов впереди, а от клика пришедшего сообщения. Значит, она ответила.
Безэмоциональное — «Ну хорошо, приезжай», — подсвечивается все тем же бежевым, а ему вопреки разрешению становится так погано, что парень жестко жмет на кнопку блокировки, чтобы вновь экран стал черным, и не видеть нескольких слов от той, что не видела его столько времени.
К черту, главное ему есть куда податься, когда приедет.
Он хмыкает, прислоняется лбом к прохладному, едва дребезжащему, стеклу, и всё ещё материться из-за холода; то ли кондиционер, то ли открытый люк, дабы уж точно напоследок проветрить салон.
Благо на заднем фоне голосов, он не слышит детского смеха или плача. Не то чтобы Фрост не любил детей, но сейчас явно не горит желанием ехать всю ночь под чей-нибудь громкий визгливый плач.
Фиговейший денек и из него сделал последнюю циничную сволочь.
А вот и трасса, большая пробка впереди из-за светофоров, снег и гололед, предновогодние гирлянды развешиваются на деревьях городскими службами, а парочки даже в такой мороз бегают в забегаловки, дабы согреться и подольше провести времени вместе. Ну не идиотизм ли? И пусть сейчас не минус тридцать, но даже минус десять вполне обоснованный и пробирающий до костей, плюс воздух влажный — мерзкий. Джек зябко ведет плечами и подтягивает капюшон налево, дабы прислоняться не кожей к холодному стеклу.
Икарус «Дейем Компании» выруливает вправо, и теперь плавно набирает скорость, но все ещё держится правил скорости в черте города. Поскорее бы туда — на неосвещенное шоссе, где холодно, темно, где изредка мчатся на встречу машины, где так жутко в мерзлой темноте… Скорее бы понять, осознать, что уже не в городе. Не здесь, а уже на пути домой.
«Домой, да?»
Да, даже то место он не может назвать домом, и кроме женщины, которую он называет теткой, никого и нет. Фрост запрещает себе думать об этом и ещё сильнее кутается в куртку, ненавидя холод.
А пару дней назад бахвалился, какой он устойчивый к морозу и вообще прелесть снежная.
Паренек усмехается и уже думает задремать, как диодка наконец тушится и в салоне воцаряется на удивление уютный мрак, лишь свет из окон от фонарей и проезжающих по оживленной трассе машин всё портит. А ещё эти постоянные яркие вывески работающих кафешек, боулинг-центров и цветочных. Они его раздражают всей легкостью и миганием.
И когда же он возненавидел всё праздничное и намекающее явно на пару?
Когда-когда? Сегодня!
Фрост фыркает себе под нос, но приказывает себе более расслабленно выдохнуть, предвещая мирную поездку одному, ибо до сих пор к нему никто так и не…
От движения рядом мальчишка чуть ли не подпрыгивает, скидывая наушники и вскидывая голову на тень, что темнее мрака нависает над ним.
«Блядь, а так всё начиналось хорошо!»
Парень усилием воли заставляет себя не морщиться, и с каким-то легким страхом наблюдает за высоким мужчиной, что закидывает небольшую сумку в верхний отдел для ручной клади и бесцеремонно по-королевски садится рядом.
Фрост в тайне надеясь избежать такой подставы, лишь быстро отворачивается, жмется ближе к окну и ещё ниже натягивает капюшон, нервно ища в этом долбаном мраке второй наушник.
— Неужели других мест не было? Черт! Отъехали пять минут назад, а до места дойти было сложно или наугад? — под нос себе бубнит паренек.
— Неужели, чтобы сформулировать эту гадость, потребовалось целых две минуты? — надменно парирует мужчина, даже не посмотрев на мальчишку, но притом едва язвительно улыбаясь.
Но Джеку хватает даже этого едкого тона, чтобы встрепенуться и теперь уже полностью обернуться насколько позволяет сидение, с возмущением смотря на своего соседа. Только первоначальное — чуть ли не сорвавшееся с губ — «пошел нахер!», так и застревает в глотке, стоит незнакомцу спокойно повернуться и опалить властным взглядом желтых, почти горящих в этом сумраке глаз.
— Из…вините, — невольно запинаясь, бурчит Джек, и вся спесь смывается, словно потоком сжигающей лавы, стоит только заглянуть в эти глаза.
Фрост резко трясет головой и отворачивается, ещё сильнее желая придвинуться к окну, от той неловкости и стыда, что опаляет внутренности, только вот сильнее уже не получается.
— Паршивый денек? — более снисходительно спрашивает темноволосый мужчина, изящно поправляя выбившийся манжет черной рубашки из рукава черного дорогого пальто.
— Худший, чтоб его… — приглушенно бурчит Джек, хотя подсознательно не понимает, какого вообще делится с этим незнакомцем тем, какой у него день.
И вроде не скажешь что ему неловко… Хотя, может это только потому что из-за паршивого настроения нагрубил человеку, который просто нашел свое место…
— Потому последний рейс?
— Потому… — Джек вновь резко злится, оборачивается, столь же импульсивно, хочет сказать, зачем этот черт, с глазами проклятого золота, вообще спрашивает, но, как только вновь смотрит на этого взрослого мужчину, вновь обрывает себя и с шумным выходом изменяет свой ответ… — Потому что на этот только и успел!
Фрост не выдерживает пристального взгляда, словно рентгеном его сканирующего и отворачивается, тупо пытаясь вспомнить, что хотел послушать или зачем ответил. У него каша в голове, всё настроение, как паршивое, так и обнадеживающее, стерлось и смешалось, стоило этому ворваться в его маленькую реальность, размером два на два в диапазоне одного конкретного автобусного места.
Джек прерывисто выдыхает, надеется, что это подействует и неловко пытается вести себя более расслабленно. Не получается, в конце концов — минут пять под общее молчание — фыркает, тихо ругается себе под нос и откидывается на сидение, нервно скидывая с головы местами влажный из-за вспотевшей головы капюшон.
Парень складывает руки на груди и уже думает пересесть, как рядом под дальний галдеж пассажиров проходит ещё одна личность. Фросту думается, что это тот самый индивидуум-имбецил, который наконец решил завалиться на свое последнее место, но нет.
— Оп! А вот и место моё… Да и ещё с приятной компанией! Да малюют? — с явно заплетающимся языком начинает посторонний, на вид в возрасте рядовой рабочий, что решил поехать к семье под праздники, но перед этим сразу же с дороги решивший отметить праздник.
Правда, вся радость сходит с грубого лица и масляный взгляд направленный на парнишку становится осознанным, когда поддатый работник понимает, что место рядом уже занято и его никто так просто отдавать не собирается.
— А ничего, что это мое место? — нахально-грубо почти рявкает дядька, встав в более по его мнению грозную позу.
— А ничего, что это место уже выкуплено? — даже не шевельнувшись и не меняясь в лице, спокойно вопрошает Питч, но как только слышит глухой тон матами, резко обрубает ледяным тоном, — Свали вперед, дабы тебя по правилам не вышвырнули где-нибудь посреди пути. Уверен, водитель пожертвует одним ублюдком как ты, нежели потеряет свое место.