— Это риторика с твой сейчас стороны, — усмехается, впрочем не глядя на парня, Фея.
— И всегда была. После всего того…
Он не договаривает, потому что острый ком из игл встает в горле, и ему вновь приходится успокаивать ту бурю эмоций что поднимается внутри. Слишком. Это для него слишком. Не сейчас. Главное не сейчас. Как минимум здесь она, она не виновата… Джек злобно смотрит на Тёмную и царапает камень под рукой, медленно выделывая всё более глубоких борозды.
— Что на счет этой старой сволочи? — сдается и переводит тему он, впрочем уже зная основной ответ.
— Сопротивляется до сих пор. И мои заклятия, сыворотки… Они не действуют.
— Значит так работает благодать от сдохшей лунной паскуды, да?.. — Джек кривит губы в ядовитой усмешке, а Туф сейчас кажется, что перед ней не этот парнишка с властью над всем миром, а кое-кто иной, более Древний, могущественный, тот, который…
— … его сюда.
— Что? Прости…те. Прослушала.
— Я говорил, приведи его сюда. Прямо сегодня, прямо сейчас. Давай, — терпеливо повторяет Джек, однако ей не совсем нравится тот страшный безумный огонек во взгляде темного Ледяного и Фея решается спросить:
— Что ты будешь делать?
— А что делали люди в пятнадцатом веке, если девственница не признавалась, что трахалась с, так называемым, «демоном»?
— Пытки значит, — мрачнеет Туф, кивает самой себе и поднимает решительный взгляд на парня, — Ты уверен… что он что-то знает? Это не будет напрасной мерой?
— Не будет, даже сможешь после забрать его живую энергию и вплести во что угодно. Вообще сможешь отыграться сама, — он делает дозволяющий жест рукой и злобно улыбается, более вольготно устраиваясь на троне, — Приведи его сюда, немедленно.
— Слуш-ш-шаюс-сь, Повелитель!.. — шипит покорно Тёмная и сама едва усмехнувшись, отходит на середину пыльной залы, распахивая крылья и закрывая себя ими, исчезая в черной дымке теней.
А Джек лишь надменно хмыкает. Через пару минут у него здесь на коленях будет стоять эта тварь: главарь, почти зачинщик, добрый дядюшка Санта…
Разозленный рык и камень крошится под его черными ногтями, а черный лёд начинает устилать неровный каменный пол вокруг трона.
Всё это… Всё что эти твари натворили… Всё что сделали… Тогда, давно…
Он прикрывает глаза, и картинки-воспоминания захлестывают несопротивляющееся сознание.
Глупый, глупый и ещё раз глупый мальчишка — Ледяной Джек веселящий детей, поверивший и пошедший на уловку добрых Хранителей. И война, бессмысленная, глупая, пафосная, но тогда значимая для него, и… первая встреча с Ним… И победа, а зло наказано, и Джек — о да, — нужен, он — Хранитель, он видим! Глупые мечты для глупого, тогда ещё трехсотлетнего, ребенка. А после время затишья и понимая, что он и нахрен никому собственно и не сдался.
И вновь случайная встреча с Ним… в лесу, в промозглом мраке теней, но без драк, без злобы… И после…
Джек жмурится сильнее, откидывает голову на высокую каменно-ледяную спинку трона, вжимаясь в неё затылком до боли, и ненавидит себя.
А после пропасть и он пропал. Навсегда. Навечно. Потому что один единственный взгляд золотых глаз и он готов на всё: на предательство друзей, на смерть, лютую и страшную, на мирное обыденное существование без всяких там желаний силы и величия, на вечность вместе… Вечность вместе.
Они хотели этого, и долгие бессонные ночи, обоюдное желание обоих, как огонь, сжирающий всё на своем пути, и плавиться на шкурах под Ним, под своим любимым, и шептать, умолять, клясться навечно, и сходить с ума от счастья, от тепла, от прикосновений и тихих хриплых слов своего Короля. Его счастье. Их счастье. Целых пять лет.
Столько, на ублюдство, оно длилось, медленной, для Фроста, вечной сладкой патокой — нежностью, страстью. И под зиму истечения пятого года белая тварь узнала и решила развоплотить неверных на пути своем выбеленном.
И десять лет ада впереди, с украдками, с секундами, лишь бы обменяться взглядами, лишь бы понять, что всё в порядке с друг другом, и в новой кровопролитной бойне не ранили любимого… Десять лет войны на пустом месте, только потому что кому-то на Луне не захотелось создавать Баланс и ровняться с, всего лишь, Тьмой. А после весы качнулись… И те кто обязан быть на стороне добра и справедливости… Они… Они! Всё твари они!
Последний затяжной бой, после которого Луна всего лишь спутник Земли, последняя бойня в это время на земле, где Хранительница Памяти встает на их сторону, желая прекратить эту жестокость, последние секунды, когда в него — мальчишку летит зачарованное заклятие вместе с кусочком Лунного осколка — развоплощение. Но Он успевает, не дает никому, даже неминуемой забрать того, кого так любит. Король закрывает его от осколка собой, просто прижимая к себе, как и тысячу, миллионы раз до этого, и последнее хриплым голосом — «Снежный». И на неразличимом фоне крик, отчаянный и злой, с такой невыносимой болью, последний ослепительный свет лунной дряни, что сумели собрать в сферу, свет и все маленькие крохи помощницы обгоревшими тушками падают в грязно-красный снег, ровно, как и опадают последние тлеющие разноцветные перья отреченной Хранительницы Памяти. Ей выжгли всех малюток и крылья, вырвав предназначение и доброту, ему…
Его просто убили, в одно мгновение летящего осколка. Убили его Жизнь с золотыми глазами… и Ледяного Джека в это мгновение не стало: добро победило зло. Добро ведь должно быть с кулаками! А ещё ножами, заклинаниями, клинками и выедающим светом, так — на всякий случай.
Рядом слышится фырк, грозный и внушающий опасность, но он лишь не глядя, всё ещё крепко зажмурившись, лишь тянется наугад правой рукой в сторону и почти сразу же чувствует бархатистость темноты под кончиками пальцев, а теневой Конь покорно склоняет голову, давая себя гладить по морде, и успокаивающе фыркает, переступая ногами по ледяному полу.
Джек медленно открывает глаза, смотрит в никуда, чувствуя в который из сотни тысячных раз, за прошедшие с той поры двести лет, как душа вновь выедается и обливается замершей кровью. Смотрит прямо перед собой, но не видит ни Кошмарика рядом, ни общей залы… ему мерещится другое, и он тихо, снова настолько отчаянно, проговаривает вслух:
— Я верну тебя. Чего бы мне этого не стоило!.. Найду, верну и никто никогда больше не посмеет тебя забрать у меня…
И ещё под черт знает сколько слов, просьб, мольбы, неизвестно кому и куда. Хотя нет — конечно твою ж известно кому; ещё под тысячу слов шепотом, взахлеб, судорожно, быстро, умоляя и обещая: про тоску, про желания, про любовь, про ад, про ту самую боль, которая разрывает так, что он готов рассыпаться прям сейчас в одночасье, и ничего тогда от него не останется, даже пепла, даже черной пыли…
И его трясет вновь, ровно, как и каждую ночь, когда остается один глубоко в подземельях, там, где он из раза в раз, из ночи в ночь срывает голос на крик, ломая когти до крови об каменный пол и давая собственному льду впиваться в тело острыми шипами. Но даже это ничего не заглушает внутри, и единственное, что держит его, держало все эти двести лет — помимо мести и уничтожения всех кого он знал, даже тех же пресловутых детишек из мира людей — это надежда, та самая страшная и в то же время его одержимая надежда. Найти. И найдет.
Не только этот мир будет на коленях перед ним — каждый в необъятной вселенной, — любой. И сама вселенная. Он сделает это и найдет, вернет своего Владыку, вернет своего Короля.
И конечно же он просто не может его подвести, не после того последнего нежного — «Снежный», не после того, как последняя Тьма перешла в дар самому Джеку, и часть этой тьмы вернула жизнь Фее в виде новых черных крыльев и тенек-помощниц. Бросить всё и сдохнуть было бы самым паршивым и неблагодарным, что он бы сделал. И потому… двести лет…
И сейчас он почти у цели. И если нужно, если у неё дрогнет рука, то он сам их будет по кускам резать, каждого из оставшихся тварьских Хранителей. Он их расчленит, не важно в каком плане — физическом или духовном, но по каждому слою, с пыткой и уничтожением всего, что им было дорого и за что они боролись. Он выжмет из них всё и откроет коридор в другой мир. Найдет там лазейку, подпитку для Тьмы и энергию для других прыжков на расстояние, и в конечном итоге…