— Ясно… — почему-то отвечает Джек, хотя сам не понимает, почему продолжает этот разговор, — Всё теперь ясно…
Горло вновь сдавливает горьким комом, и Ледяной мальчишка резко зажмуривается, пытаясь сдержать всхлип или новый крик, хотя его тело подсказывает, что на что-то громкое сейчас попросту не осталось сил.
— Убьешь меня? — почему-то без страха, словно нечто должное, спрашивает Фрост через ещё полчаса проведенных в давящей густой тишине.
— Зачем? — хмыкает мужчина, всё-таки приняв для себя кое-какие решения.
Кромешник наконец поднимается с пола, принимая свой прежний статный и надменно-холодный вид, не показывая и доли эмоций нестабильному юному Духу Мороза, — Ты решил последовать примеру своего почившего друга? Или тебе свет настолько выжрал мозг и эмоции, что бесстрашно решил кинуться на амбразуру бессмысленного смертия?
— Я… — Джек осекается, поднимает затравленный взгляд на стоящего над ним Бугимена и теряет все слова, смотря в эти желтые глаза.
Он действительно ничего не понимает больше, и слова Кромешника режут сердце, режут те крохи надежды, что он ни при чем, режут все в кровавые лохмотья, и Джек позорно срывается на всхлип, понимая, какая же он мразь.
Не сберег. Не защитил… Не дал понять две стороны, ведь… уперто решил для себя, что Свет ему важнее, что его наконец увидят. И не увидел сам, даже не понял, когда с Джейми начало это происходить, считал, что всё добро, а значит всё просто замечательно.
Молоденький Дух Зимы сидит посреди темного запустелого подземелья, чувствует, как его вновь начинает трясти и, наконец, осознает и пускает в себя всю боль от потери и ужаса который произошел.
— Джейми?.. Джейми… прости! Я ведь… Я не хотел! Джейми!.. — горячий забывчивый шепот, не обращая внимания, как по лицу катятся обжигающе теплые слезы, а над ним стоит злейшее Темное существо во всем этом мире.
Джек Фрост, поверженный своим же выбором беспощадного Света, на коленях, в подземелье Короля Кошмаров заливается слезами и кричит, оплакивая своего друга, просит прощения, но ни на грамм не чувствует, что становится легче. Лишь режущая боль, пустота и ненависть к себе и всему остальному выжигает то сохраняемое теплое, что было в душе.
***
— Прекращай… — звучит голос где-то рядом, строгий, жесткий, и настолько же знакомый, словно Джек слышал его каждую секунду, каждую жестокую минуту своего существования.
— Ты сидишь так уже два дня. Давай, Дух Холода, выберись наружу, тебе нужна приближающаяся зима и солнце, — Питч терпит всё это только потому, что мальчишка всё ещё ему не безразличен, и потому, что за всё это время в подземельях он бывал всего несколько часов, оставляя Джека под присмотром Кошмаров, а сам наконец таки выбирался наружу, оценивая масштабы от добра Хранителей.
Но так продолжаться дальше не может. Саморазрушение — подобно моментальному завяданию — не к лицу этому жизнерадостному, черт его дери, Ледяному мальчишке. Король подавляет раздраженный вздох и присаживается возле беловолосого Духа, жестко поднимает его голову за подбородок и всматривается в потухшие голубые глаза, красные от слез. Ей богу — человеческий подросток, а не трехсотлетний Дух льда и холода!
— Убей меня… — безэмоционально шепчет Джек на грани различимости, всматриваясь в золотой взгляд Короля Кошмаров и надеясь, что хотя бы в этот раз это сработает. Питч же так этого хотел…
Но вместо ядовитой усмешки, вместо злого шипения и насмешек, Джеку с силой залепляют пощечину, от которой он вскрикивает и отшатываясь назад, наконец более осознанно смотря перед собой и понемногу приходя в себя.
— Очнулся, глупый мальчишка? — Питч вновь рядом, вновь жестко сцепляет худые пальцы на подбородке Фроста, презренно осматривая парня, — Или ещё раз дать тебе по прекрасному личику? Может применить больше насилия, чтобы мозги встали на место? Я это могу, Оверланд! Но знаешь, у меня сейчас нет ни настроения, ни времени с тобой нянчится. Так что выбирай, глупое создание: либо ты берешь себя под контроль и вместе со мной исправляешь то, что происходит с детьми, либо я тебя запираю с Кошмарами на очень продолжительный срок! А они — ой, какие голодные, опять-таки благодаря тебе!
— Питч?.. — жалобно всхлипывает Джек, всматриваясь в горящее золото чужих глаз.
— Да неужели? И имя вспомнил? Какой прогресс! — Кромешник теперь действительно цинично язвит, едва жестко усмехаясь. И да, у него есть все причины, чтобы злиться на это снежное недоразумение. И наверное, в другой бы ситуации он бы объяснил все Джеку по-другому, но сейчас… Сейчас действительно нет ни времени, ни настроения.
— Но зачем? Я… я же… — мальчишка запинается, кусает губы, но продолжает неуверенно, — Если бы тогда Хранители не приняли меня, если бы я не гнался за тем, чтобы в меня поверили, ты бы одержал победу или хотя бы… ничью. И сейчас такого не было, — Джек морщится и отводит взгляд, чувствуя себя всё ещё той мразью, и в мутной голове вновь болью всплывает зелено клетчатая рубашка пропитанная кровью.
— Не ты первый, не ты последний, Джек Фрост, кто был втянут в эту войну, — в шипящем голосе скользит та самая тысячелетняя мудрость и понимание, отчего Джек не свойственно дергается, но взгляда не отводит, — И если отказался ты, они бы нашли способы тебя убедить или найти другого. У Луноликого всегда есть запасной глупый мальчишка или план.
Питч злобно ухмыляется и встает, покровительственно возвышаясь над беловолосым мальчишкой, который все также не отводит от него наивного, равно щенячьего, взгляда.
— Тем более я не так глуп, чтобы всю вину спихивать на неопытного наивного Духа, который три сотни лет тому назад из пеленок вылез. Ты не знаешь меня и недооцениваешь, Фрост.
— Но… Что же теперь? — Джек запихивает свои внутренние возгласы куда подальше, действительно понимая, что выяснять их отношения это последнее что нужно, и задает тот вопрос, который действительно важен. Для него, для, наверное, самого Кромешника… Для детей и Хранителей в будущем.
— Собираюсь исправить то, что творит твой любезный золотой друг каждую ночь, — Питч улыбается Джеку настолько хищной и в то же время многообещающей улыбкой, что опасный колкий холодок впивается иглами в спину Фроста. Но на ужас и подлое ликование одновременно, юный Дух ничего против не говорит, даже не имеет. Лишь кривится от упоминания золота и отводит, наконец, взгляд.
— Делай, что хочешь… Только детей не… не… — Джек не может это сказать, даже вымолвить не может и до белых костяшек сжимает руки в кулаки, а вокруг него расползается круг острого инея, раскрывая тем самым все его внутренние переживания и боль.
— Не убивать? — хмыкает Король Кошмаров, — Кто я по-твоему? Маньяк? Садист? Тварь из глубин, что похерила последние остатки здравого смысла и эмоциональных связей? Или считаешь меня таким же фанатиком, как твои дражайшие Хранители? — Кромешник конечно же не может не вставить издевку, несмотря на всю печальную ситуацию, для Фроста будет полезнее, как минимум та же злость, к которой мужчина постепенно его толкает, — Пойми, Джек Фрост, я — лишь Дух Страха. Тот, кто держит твоих любимых деток в праведном страхе, тот, кто естественно питается их страхами, насылает Кошмары, но я не убийца, по крайней мере, я никогда не убивал людей, тем более детей и существ, которые не могут за себя постоять.
— Прости… — прикрывая глаза, впервые Джек говорит с полным осознанием того, кому и для чего это извинение. Он знает, каких наломал дров и это минимальное, что может сейчас сделать. Это кажется ему маленькой крупицей, того что нужно исправлять.
— Не мне. Себе это скажи и прости.
Серьезный и вовсе без злобы или насмешек голос Кромешника раздается над головой парня, но когда Джек резко распахивает глаза, осознавая суть сказанного, и вновь поднимает голову, чтобы посмотреть Королю в глаза, того уже нет в подземельях. Только тени ласково стелятся возле босых ног парня, окутывая на дикость живым теплом.