Питч, сокрыв в бездне своей черной души эмоции при упоминании Джека, лениво щелкает пальцами, и Тьма, взметнувшись хищно, перетекают на Хранителя Снов полностью, впиваясь острыми шипами в его руки и ноги, подобно черной крови распространяясь по золотому телу и причиняя теперь ощутимую физическую боль.
— Каковы ощущения? Неприятно? — изрядно издеваясь и потешаясь над мучениями Золотого Человечка, он кривит губы в довольной усмешке, — Нет? Даже больно? Но… Что ж ты Хранитель, это можно ещё отнести к неприятному, а не болезненному! Уж поверь…
Питч вальяжно поднимается со своего временного трона, материализует перед собой ту самую опасную косу, однако теневое древко уменьшает, так, чтобы на лезвие сверху можно было опереться, сложив руки. Он с кровожадным удовольствием наблюдает за немыми мучениям Сэнди и в свое триумфальное мстительное довольство щурится, видя, как тот открывает рот в беззвучном крике, как расширяет испуганные глаза и кратко дергается в конвульсиях, но пытку остановить не может.
«Чего ты хочешь?»
«Отпусти! Не смей трогать нас!»
«Добро победит! Отпусти, это не смешно!»
«Мы тебя уничтожим! Ты не посмеешь убить Хранителей… Луноликий тебе это так просто не простит!»
И ещё под сотню различных эпитетов значками, которые теперь неконтролируемо мелькают над головой Песочника, проецируя его мысли, но в этих символах всё чаще встречается такое любимое слово Кромешника — «Больно!»
Больно. Он сделает каждому больно. Вырвет Фее крылья, вернув её сюда, если потребуется, если в том пустынном мире ещё не отсохли сами; разорвет тупыми бумерангами горло Кролику, не давая ему умереть медленной смертью в скалах Драконовых гор… Уничтожит Северянина садистки медленно, со вкусом и цинизмом, на его глазах сперва заживо сжигая в камине каждого бубуенца и йети, а затем саму веру каждого ребенка на земле, и лишь под конец разрывая тьмой и давая заживо сожрать Кошмарам его старое тучное тельце. А вот Песочник…
Король Кошмаров предвкушающе прищуривается, постукивая удлинившимися когтями по кромке теневого лезвия косы.
Песочник по своей фанатичной тупости будет страдать дольше остальных, изощреннее.
Будет поглощать сам себя, в конце концов сам став безумием — Кошмаром, разлагаясь от такого идиотского слова Баланс, которое действует на всех Хранителей. Нет. Даже на всех Духов и магических существ.
«Мстишь за то, что мы тебя победили?»
«Хочешь и вовсе веру уничтожить? Что тебе от нас нужно? Прекрати! Ты убиваешь меня!»
Но он лишь смотрит и улыбается нещадно, и медленно впрыскивает в дергающееся тельце Песочника все его грехи, все радужные сны, которые он посылал детям и все их последствия, все те кошмары, которые по его вине произошли с детьми. Лицо самого доброго и спокойного Хранителя в тот же миг перекашивается от страха, неверия, злости и понимания того, что он сотворил собственными снами, скольких детей загубил. Картинки измученных детей, убитых ими животных, другие мерзостные поступки шипами впиваются глубже в душу парализованного Сэнди. И сейчас он ощущает себя на месте этих умерших, погибших страшной зверской смертью детей, в этом бесконечном потоке детской боли, страха, криков и смертей. Есть в этом потоке и одна знаменательная жизнь и смерть, от которой Хранитель Снов дергается сильнее всего, и если бы он мог бы — закричал сейчас во всю глотку от ужаса собственно сотворенного, и куда толкнул мальчика с зелёными глазами.
— Часы перевалили за двенадцать, а это значит… В Сочельник, в добрый пред праздник чуда, веры и добра… ваши, настолько любимые, детки не получат подарков от Санты… — не без удовольствия наблюдая за агонией Песочного Человечка, театрально рассуждает Кромешник, — Санта ведь поломанной марионеткой, пускающей слюни, валяется у себя перед глобусом, считая каждый красный огонек, который означает детей, которых он уничтожил. Не правда ли занимательно? Думаешь, хорошее будет Рождество, в этом году?
Но вот вся наигранность и довольство маской слетают с лица Кромешника, являя истинного Короля Кошмаров.
«Вы сдохните. Каждый. Так как этого заслуживаете», — напрямую через мысли обращается Ужас к Песочнику, прищуриваясь опасно и сгущая мрак в комнате.
Пожалуй оставить покрытого на треть липкой сочащейся чернью Хранителя и временно навестить Кенгуру, так — из любопытства, кажется Кромешнику хорошей идеей; не то чтобы наблюдать за безумной агонией Сэнди скучно, но утомительно, по крайней мере на данном этапе его разложения. Потому Питч развеивает косу на которую до этого опирался и величественно приосанившись, разворачивается к окну, желая скрыться через тени, по привычке закладывая руки за спину.
Только едва различимое мысленное от Хранителя приостанавливает:
«Ты мстишь за детей?»
— За детей? — он не оборачивается, хмыкнув своим странным мыслям, лишь сильнее дозволяет Тьме питаться первородной светлой магией, пожирая её полностью.
Естественно отвечать он не намерен, даже мыслить в эту сторону, иначе пытка Золотого добряка ужесточится и он подохнет слишком быстро. Питч цыкает, брезгливо осматривая Хранителя и не удостоив его ответом, желает переместиться, как на странность тени в комнате съеживаются, а обыденное для него перемещение во мрак не срабатывает.
— Да неужели решился? — угрожающе шипит Король, медленно оборачиваясь к Песочнику.
Ещё не всё самообладание в этом безумии растерял, даже нашел силы на… Горстку золотого песка и светоч вокруг своего сердца? Кромешнику смешно в первые секунды, и даже не смотря на то, настолько жестоко рвет Тьма растекающегося черной слизью Песочника, он, видимо, остатками своего сознательного решил побороться. Всё же, если Свет выедает мозги, это навсегда.
«Ты уйдешь вместе со мной!» — злостно мелькает над головой Сэнди, и медовый взгляд перестает сиять добротой: остается лишь фанатичная вера свету и ненависть к темноте, ничем теперь неприкрытая; слетели все маски спокойного Хранителя. И золотистое свечение вокруг Сэнди начинает неярко пульсировать, предвещая…
— Саморазрушение с выплеском душевной сути… — рычит недовольно Кромешник, не ожидавший, что этот пухлый болван вспомнит столь старый трюк.
Сокрыться в тенях не получится, ровно, и переместиться, ибо сфера двоичная, и одна из этих оболочек плотным коконом магии света уже наверняка окружила весь дом, тем самым и предотвращая любое утекание теней и мрака. Не критично, не столь опасно с его нынешним уровнем силы и мощи Тьмы, но жечься будет, положив почти все тени в этой комнате и внизу, на первом этаже. А они ведь первоклассные.
Питчу даже на миг становится жаль идеальные сплетения мрака, которые рассеются подобно пыли, но больше сейчас в нем раздражения, злости на то, что этот Хранитель не сдается, не кается, не признает свою вину — плевать, что Тьма сжирает его, Королю нужны его мучения и страдания. Но даже этого нормально получить нельзя с фанатиков. За свое до последнего. Это… бесит Древнего Страха, дает вольность на вспышку эмоций, как раз в тот момент, когда золотое свечение становится ярче, теплым светом заполняя комнату и выедая часть тьмы и теней.
Но что-то идет не так со следующего растянувшегося мига, и первое — мощный поток чужой слишком опасной магии, второе — Песочник расправляется со всей тьмой его держащей, и приказывает последней магии в себе покарать ненавистного Черного Духа, третье — выгоревшие тени, как на зло, не успевают прикрыть хозяина…
На фоне острый перезвон чего-то ледяного.
…Зато успевает он.
Все затихает моментально, и досадливый сиплый стон сошедшего с ума Песочника прерывается яростным шипением переместившегося Джека:
— Какого черта ты творишь? — Фрост со злостью и какой-то обидой смотрит на Кромешника, в упор не замечая ни своего же ледяного узорчатого щита, который их прикрыл, ни Тьмы, которая вновь взялась за тело Хранителя Снов, вонзаясь глубже. Приоритет у Джека один — и сейчас этот приоритет стоит едва растерявшийся, раздраженный, но даже не скрывает того, чем он здесь занимался.