СУУУ-УКА!
Мои ладони, мои ладони... о, ять!
Внимание! Критический уровень боли частично восстанавливает когнитивную способность!
...чуть позже при попытках восстановить этот эпизод в памяти единственное сравнение, которое мне пришло в голову - мои бедные ладошки сунули в чан с жидким азотом. Или в расплавленный свинец. Нет, такого у меня опыта не было, но... почему-то в голову шло именно это.
Другое воспоминание - зрительное. Как мои ладони точно под действием этого белого огня (Аматерасу Негатив эдишн, ля, паладин хренов) начали плавиться. Именно плавиться! Становиться жидкими!
И хотя ничего такого не было, вроде бы, но воспоминание было очень и очень яркое.
Но если отбросить мегаватты боли - я в очень пафосной и анимешной манере поймал клинок, удерживая его голыми руками. И это было мегакруто!
Подобное я видел только в фильме Властелин колец - бой с Барлогом. Помните, у него был такой горящий кнут? ...
Густаве попытался довершить начатое, но клинок застрял просто намертво. И хотя тварь вопила, верещала на все голоса и чуть ли не плакала, захваченное отпускать не собиралась.
Ар принял стратегическое решение. Отпрыгнув назад, он разорвал дистанцию, выхватил с пояса кинжал. Затем второй. Смахнул с сапога какую-то чёрную шипящую дрянь, и...
- Что за...
Густаве бегло окинул бывший лес взглядом.
Повсюду сверкали чёрные тягучие капли... с удушливым едким запахом!
- Кха...
Его скрутил жуткий кашель - запах, который до этого не замечал, ударил с полной силой.
Стеллинг в это же мгновение злобно изрёк очередное ругательство, после чего отшвырнул пылающий белым меч в сторону.
Густаве медленно проводил полёт своего клинка взглядом. Почему-то в тот момент время замедлилось, словно бы перед смертью. Оно стало плотно текучим, как ртуть в реторте алхимика...
Меч кувыркнулся пару раз в воздухе, совершив дугу, и медленно пошёл на сближение с землёй. Точнее, с лужицей чёрной гущи, в которой виднелись осколки чугунка.
«Гуща... погоди-ка...»
Густаве покрылся холодным потом. Он не один из тех колдунов с башни, но, по долгу службы, немного изучал колдовские штучки.
И вот эта гуща очень напоминала один крайне опасный состав - Чёрное разрушение. Магия разрушения, сконденсированная до жидкого вида, которая при соприкосновении с любым видом пламени очень хорошо взрывалась.
И хотя Густаве не был уверен, что это именно оно (тот состав так не вонял), но предчувствие...
Меч жалом вниз, словно ракета, пикировал... По лезвию клинка пробежало остаточное божественное пламя. Оно игриво соскользнуло и, лизнув лужицу (глаза Густаве в этот миг стали огромны, а сердце замерло), исчезло. Меч, звучно чвакнув, воткнулся в гущу. (Ар выдохнул с облегчением) Вдруг гуща забулькала, заблестела... затем прогремел взрыв.
***
9-5
Чудовищный по силе звук долбанул по ушам Борлоха, опрокинув осла вместе с наездником. Борлоху повезло, он приземлился на куст. Исцарапал лицо, руки и бока, вогнал колючек под кожу, но хотя бы не впечатался в дерево, как несчастный ослик.
А он-то ещё удивился, чего это кобыла Густаве с диким ржанием прыгнула САМА на другой берег, совершив новый молодецкий прыжок.
Сначала Борлох связал это с запахом, который порыв ветра любезно донёс до его чутких ноздрей, но, когда он увидел отблеск пламени, кольцом расходящийся оттуда, вопросы отпали сами собой: кто-то из этой бешеной парочки оказался достаточно отбитым на голову, чтобы применить колдовство.
Да ещё и такое могучее... что там?
Борлох успел также заметить, как из центра пламени вылетели две фигурки; обе, надо заметить, булькнулись в речку.
Толстяк, призывая в помощь Тельпомеша и Ррейха, кое-как смог подняться. Огляделся. С шипением и проклятиями он попытался выдернуть особо огромные занозы из рук и шеи. Парочку убрал. Стало немного легче. Взглянул на ослика - тот валялся неподалёку. Жив ли, Борлох смотреть пока не стал. Мысли сейчас не о том.
Остатки леса на том берегу дымно пылали, распространяя едкую гарь. Да и на их половине некоторые деревья обуглились, почернели, сбросив всю листву.
Е... ну, и запах... Не, дерево так вонять при горении не должно. Это магия! Страшная магия разрушения!
День точно бы обратился в ночь в зареве пожара. Весь берег на той стороне зиял багрянцем. Даже земля пылала и плавилась, словно на неё пролили горючее масло.
Толстяк сглотнул. Жмурясь, морщась и прикрываясь рукой от вони и жара, он всё же решился подойти к реке поближе.
Где-то вдалеке течение несло нечто чёрное, обугленное; впрочем, Борлоха интересовало другое. А где его...