Что без души Фархада Бисутун?
Что степь, когда навек ушел Меджнун?
Гора в разлуке стоны издает,
Глухая степь ушедшего зовет.
Тоской о розе соловей спален,
Не потому ли цвета пепла он?
Он серым стал от горя, как зола:
Упала молния и сад сожгла.
Кто разлучен с любимой, только тот
И понял, как огонь разлуки жжет.
Ты у того, кто плачет, сна лишен,
Спроси — и все тебе откроет он.
Но скорбь скрывают тайную одну
Все, кто, как я, в разлуке и в плену.
Я плакать кровью сердца обречен
С тех пор, как с милой сердцу разлучен.
Пусть в этом истребляющем огне
Никто не мучится, подобно мне!
Лишь встреча может муки утишить,
Негаснущее пламя потушить.
Но стала бесконечной для меня
Разлуки нашей ночь. Дождусь ли дня?
Я так страданья книгу изучил,
Что все страданий виды различил:
С богатством разлученье — это знай —
Беда для тех, кто в бренном видит рай.
Отторженность от милых, от друзей —
Для сердца благородного больней.
Разлука с близкими, с семьей своей,
Еще ужасней, нет ее страшней.
Как пережить разлуку, коль в крови,
Коль в существе твоем — болезнь любви?
Не равны тягостью рода разлук,
Но всякая из них — источник мук.
Тягчайшая из них, когда пути
Не смог ты сердцем к Истине найти.
Все — кроме первого — рода разлук
Я испытал и стал горнилом мук.
Но человек, пускай всего лишен,
Коль сердцем тверд, не ослабеет он.
Пускай в душе предела мукам нет,
Тогда надежда свой подъемлет свет,
И мы к устам тот кубок поднесем,
Наполненный слияния вином.
Зови его напитком бытия.
Навек в нем возродится жизнь твоя.
О боже, новой жизни весть яви!
Надежду дай страдальцу Навои!
Когда, после завоевания Магриба, Искандар направлялся в Рум, народ страны Кирван пожаловался ему на притеснение яджуджей. И он, чтобы закрыть дорогу этому бедствию, строит стену; и строители, подобные ученым-геометрам, и каменщики, подобные звездочетам, шнуром наметили место стены. И литейщики, по мысли Утарида, и кузнецы, по знаку Сухейля, заливая гипс расплавленной бронзой, а известь блестящей сталью, возвели стену до небесного купола
Тот, кто событья века записал,
Так мускусом по амбре начертал:
Когда правитель Рума, скажешь ты,
Дошел до крайней западной черты —
На западе увидел племя он,
Чьей злобой род людской был изнурен.
Хан из улуса к Искандару в плен
Попал — и милость получил взамен.
Он, покорясь румийскому ярму,
Привел все племя в подданство ему.
Им Искандар сказал: «Вы все со мной,
Чтоб верность доказать, пойдете в бой,
Чтоб муравьев огромных истребить,
Мир от опасности освободить!»
«О царь! — сказало войско дикарей, —
Опора мира и вселенной всей!
Коль этих муравьев мы перебьем,
Мы — великаны — сами пропадем:
Когда мы десять суток спим подряд,
В ту пору муравьи нас сторожат.
Мы десять суток бодрствуем; потом
Мы десять суток спим глубоким сном.
В ту пору к нам враги не подойдут —
Врага любого муравьи убьют!»
В ответ им шах ни слова не сказал,
Всем муравьям помилованье дал.
Сказал: «А где из золота гора?
И где еще гора из серебра?»
Тот исполин, себя ударив в грудь,
Сказал: «О них и думать позабудь!
Нельзя пойти по этому пути,
А кто пошел — того нельзя спасти.
Отсюда, где стоим, от степи сей
До этих гор дорога — в десять дней.
Но мы их не видали никогда,
Хоть и недальний путь ведет туда.
На той дороге бедствий и вреда
Подстерегает путника беда.
Там воды смертоносные текут,
Деревья ядовитые растут.
Там, жаждой разрушенья обуян,
Свирепствует пустынный ураган.
Все на своем пути сжигает он,
Дракона в воздух подымает он.
Те, кто, минуя этот смерч, пройдут,
Без счета на дороге змей найдут.
Там кобры и очковые кишат,
И каждая хранит старинный клад.
А змей число, как старцы говорят,
Тьмы тысяч, а вернее — мириад.
И воздух напоен над степью всей
Дыханьем ядовитым этих змей.
И аспиды, чей убивает взгляд,
На том пути к сокровищам стоят.
Ты не ходи к пределам той земли,
Мы до нее и сами не дошли!»
Ответил Искандар ему: «Ты прав!
Рассказ твой необычный услыхав,
Куда хотел пойти, я не пойду,
Войска в обитель бед не поведу.
Зачем нам золото и серебро,
Когда от них беда, а не добро?
Несовместимо с нашим естеством,
Идя за золотом и серебром,
Войска в пути беспечно истребить,
Богатство жизни вечной погубить!»
За золотом и серебром в поход
Он не пошел; освободил народ.
Суровых этих диких степняков
Он защитил от рабства и оков
И отпустил их, поручив судьбе.
Но нескольких оставил при себе.
Из-за ужасного обличья их
Поставил среди избранных своих.
Когда Магриб им завоеван был,
Он взгляд опять на север обратил.
И кручи снежных гор перевалил,
И голубое море переплыл.
Пока корабль его, как колыбель,
Качали волны, чинская газель,