— Считаю его виновным, — ответил Рыбий Глаз.
— Расскажите о том, что произошло.
— Я имею сообщить следующее. Я наблюдал за обвиняемым всего лишь в течение трех часов, но даже за это короткое время он совершил два преступления. Первое — похитил иллюстрацию из журнала, который лежал в приемной больницы.
— Следовательно, можно говорить о преступлении, именуемом хищением?
— Совершенно верно.
— Не могли бы вы пояснить, к какому способу он прибег?
— Могу. Обвиняемый, воспользовавшись тем, что давление в его грудной клетке ниже атмосферного, поглотил иллюстрацию.
— Необычный способ. Есть ли еще свидетели, видевшие это?
— Разрешите вызвать в качестве второго свидетеля доктора.
— Доктор, подтверждаете ли вы факты, изложенные только что вашим ассистентом?
Доктор нехотя поднялся:
— Я не намерен давать показания по вопросу, противоречащему науке.
— Из каких соображений вы отказываетесь давать показания?
— Из принципиальных.
— Прекрасно, второй свидетель из принципиальных соображений отказался давать показания.
— Подождите! — Губы Рыбьего Глаза вдруг начали вытягиваться. — Каковы бы ни были принципиальные соображения, факты остаются фактами — это, как мне кажется, отрицать невозможно. И мне бы не хотелось, чтобы дешевым дуализмом, к которому прибегает принципиальный поборник науки, искажались факты.
— Однако, — сказал один из философов, — с точки зрения теории познания... — он засунул пальцы правой руки в левую ноздрю и, содрогнувшись всем телом, выдрал несколько волосков, а затем отер руку о пузырившиеся на коленях штаны, — такого понятия, как факт, не существует.
— И все-таки, — сказал другой философ, — с точки зрения диалектики... — он закрыл глаза и, казалось, видит сон, — согласно аксиоматической гипотетике, существование такого понятия, как факт, возможно.
— Да здравствует аксиома, да здравствует аксиома, да здравствует аксиома! — неожиданно насмешливо провозгласил математик, хлопая в ладоши, но его крепко взяли под локти до сих пор не произнесшие ни слова юристы, и он тут же умолк.
— Однако факты всегда факты... — заявил Рыбий Глаз, но его прервал первый юрист:
— Решение суда должно быть предельно аргументированным. Итак, первый свидетель, расскажите о следующем преступлении обвиняемого.
— Второе его преступление я видел собственными глазами. Обвиняемый украл верблюда.
— Пытался украсть или украл?
— Украл.
— Есть ли другие свидетели, которые видели это?
— Два частных полицейских и садовник.
— В таком случае в качестве третьего свидетеля вызываются частные полицейские.
Двое верзил, сидевшие по обе стороны от меня, вскочили, щелкнув каблуками, и сделали шаг вперед.
— Свидетели, признаете вы обвиняемого виновным или признаете его невиновным?
Оба в один голос заявили:
— Виновен.
— Расскажите о том, что произошло.
— Обвиняемый украл верблюда.
— Прекрасно. В качестве четвертого свидетеля вызывается садовник.
— Слушаюсь. — Стоявший у двери старик с метлой выпрямился и расправил плечи.
— Подойдите сюда. Подтверждаете ли вы показания двух предыдущих свидетелей?
— Полностью подтверждаю. Я собственными глазами видел, как этот подлец, обвиняемый, примерно около часа стоял у самой клетки, точно прилип к ней.
— Теперь я спрашиваю у вас троих: каким способом он совершил воровство?
Трое свидетелей удивленно переглянулись, но ничего не ответили. Юрист повысил голос:
— Свидетели отказались дать показания. В чем причина?
Трое свидетелей по-прежнему молчали и лишь все ниже опускали головы. Наконец Рыбий Глаз, у которого еще больше вытянулись губы, не выдержал и крикнул:
— Чего здесь говорить, все и так ясно — поглотил верблюда, ведь давление у него в грудной клетке ниже атмосферного!
— Ясно? Что значит «ясно»?.. Все-таки объясните, как он мог это сделать.
— Нет ничего проще. Обвиняемый сам признался мне и доктору, что обладает способностью естественно поглощать объект, на который он пристально смотрит в течение некоторого времени.
— Неужели обвиняемый в самом деле сделал подобное признание?! — воскликнул математик.
— Не смотрите на меня! — крикнул мне один из философов.
— Я не хочу, чтобы он и меня поглотил! — завопил другой философ.
Юрист, который до сих пор не произнес ни слова, побледнел как мертвец, в зале началась страшная паника. Каждый пытался спрятаться за спину соседа, тех, кто послабее, выталкивали вперед, были даже такие, кто от страха лишился чувств. Все это выглядело невероятно комично, но я почему-то был не в силах рассмеяться. Во вспыхнувшей панике лишь первый юрист, казалось, сохранил самообладание и резко отдал приказ стоявшим с двух сторон от меня верзилам: