Загоготали въ артели.
− Глинку то бы рыть − милое дѣло, − вздохнулъ Лука. − Безъ омману…
− Какъ разъ срóдни… Посмѣйся еще, лысый чортъ!..
Пистона разобралъ смѣхъ. Такой писклявый и непрiятный былъ смѣхъ этотъ, точно изъ дѣтской свистульки, что даже Трофимъ окрикнулъ:
− Чего верещишь-то!.. У, блажной.
− Хи-хи-хи… лѣтошнiй годъ… тавруевскiе съ калуцкими разодрались… хи-хи… ставной… Семенъ Семенычъ… замирилъ… хи-хи…
Пили, дочерпывая изъ котла. Досасывали кусочки сахару.
− Тц… какъ дохлятинкой-то подаетъ… Тц… Закопать бы, што ли…
− Тц… Безъ насъ закопаютъ… Тц…
Гаврюшка постучалъ подъ локоть Луку, державшаго полную чашку.
− Чайку попьешь, куды пойдешь? Гы-ы…
Расплескалось на штаны. Посмѣялись.
Жарко глядѣло на нихъ солнце. Оно любило ихъ. Оно сушило на нихъ взмокшiя отъ поту рубахи, сняло съ ихъ лицъ тонкую слабую кожицу и закалило новую, крѣпкую, покрывъ ее несмываемымъ бурымъ глянцемъ. Приняло ихъ въ свою заботу съ зыбкой скрипучей колыбели и пошло съ ними на всѣ пути и перепутья путаной жизни. Теперь оно палило ихъ въ головы и обливало потомъ, а они только поглаживали горячiя лица и запеченыя шеи, довольные, что хоть вволю попьютъ чайку и понѣжатся на теплѣ.
− Завтра-то что-то будетъ? Незадачливое какое мѣсто… И у Михайла рабенка взяло… Тц…
− Бываетъ и отъ мѣста… тц…
− Нашего-то мѣста… поискать! − сказалъ пистонъ. − Такое мѣсто! Вотъ въ дому одинъ нипочемъ ночевать не можетъ. Придетъ сейчасъ и душитъ…
− А-а… тц…
− Въ книгахъ записано… въ судѣ. Баринъ себѣ здѣсь… все это мѣсто бритвой − чикъ… ума рѣшился. И какъ мущина ежели лягетъ, то требуетъ неизбѣжно. Внутри у него, будто, лягушка жила, въ ноздрю втянулась въ ночное время… ну, и спутала у него мозги. Подымали потомъ чере пушку, видали докторà…
− А то, будто, на молоко выманиваютъ… тц…
− Прямо изъ ружья въ ноздрю бьютъ! − сказлъ солдатъ. − Деревня!
− Ѣдетъ ктой-то! − визгнулъ Гаврюшка.
Стали слушать. Въ затишьи позывалъ прыгающiй звонъ колокольцевъ. Приказчикъ сорвался изъ-подъ бузины и выбѣжалъ на дорогу.
− А ну, становой!.. − визгнулъ Пистонъ. − Теперь поговори-ка…
Солдатъ щелкнулъ фуражкой о колѣнку, размялъ ее получше и посадилъ пободрѣй. Расправилъ ладонями усы, откашлялся и тряхнулъ головой.
− А ну-ка, посморкаемъ!..
Пошелъ ко въѣзду, а за нимъ, сгрудившись, выдвинулась артель.
По дорогѣ въ аллеѣ катило облачко пыли, и надъ нимъ три лошадиныхъ головы: одна высоко задрнная и двѣ по бокамъ, уткнувшiяся въ пыль. За ямщикомъ бѣлѣли фуражки. Далеко сзади поспѣшали извозчики.
− И крутитъ, и вертитъ… − началъ, было, солдатъ, бодрясь.
Артель шарахнулась, и тройка, вся въ мылѣ, влетѣла во дворъ.
− Гляди, чортова кукла! − крикнулъ плотный и рыжеусый, въ кителѣ, и сунулъ ямщику подъ носъ часы. − Что! Двухъ минутъ не добралъ! А-а!..
− Ваше счастье…
Изъ коляски вышли трое, въ кителяхъ и фуражкахъ, и тотъ, кто совалъ ямщику часы, рыжеусый и краснолицый, съ натеками подъ глазами, приказалъ суетившемуся Пистону:
− Кульки выбирай. Вы тамъ… помогай!
Сдѣлалъ пальцемъ къ артели. Лихо выступилъ солдатъ, руку подъ козырекъ.
− Есть, ваше благородiе! За работку положите… Никакъ съ бутылочками!
− Осторожнѣй, ты!
− Нѣжнѣй дѣвки, ваше вскородiе!
Онъ подмигнулъ артели, мявшейся поодаль, и принялся выхватывать кулечки съ выглядывающими соломенными головками.
− Что за народъ? − ткнулъ краснолицый пальцемъ къ кучѣ.
− Съ еловой стороны, ваше сiятельство! − выкрикивалъ солдатъ, набирая кульки подъ-мышку. − На грошъ глянцу, на рупь румянцу… Стекла ѣдятъ, въ сапоги сморкаются! Калуцкiе… И тутъ все бутылочки! Ребята, помогай!
− Рабочiе-съ, Лександръ Сергѣичъ, − объяснялъ Пистонъ. − А Василь Мартыныча… стѣны разбираютъ…
Въѣхали городскiе извозчики. Съ передняго женщины, въ большихъ шляпахъ, кричали:
− Совсѣмъ запылили! Безобразiе…
Спрыгнули на травку и принялись отряхиваться.
− Тише, юбку раздерете!..
Ихъ было двѣ: одна въ голубомъ, другая въ желтомъ. Онѣ поднимали открытыя выше локтей руки и, замѣтно играя, стряхивали со шляпъ.
− Ну, смотрите, всѣ въ пыли-и… Да Шу-урка!..
Полная, въ голубомъ, блондинка хлопнула по рукѣ мѣшавшаго Александра Сергѣича.
− Вотъ тебѣ!
И принялась рвать еще не вытоптанные одуванчики.
Она ползала по травѣ, подбирая путавшуюся юбку, и шляпа ея съ мотающимися розами сползла на спину. Другая, въ желтомъ, тонкая и гибкая брюнетка, смѣялась:
− Надька, сумасшедшая!
Схватились за руки и побѣжали, путаясь въ узкихъ юбкахъ и гремя шелкомъ.
Двое въ кителяхъ, съ межевыми значками на фуражкахъ, наблюдали, какъ вытребованные изъ артели Гаврюшка съ Мокеемъ осторожно снимали съ пустого извозчика треноги, связки стальныхъ цѣпей, пестрые палки съ флажками и дубовые ящики съ инструментами. Изъ задка вытащили гитару и мандолину и еще кульки и свертки.
− Въ домикъ кулечки-то складать? − радовался солдатъ, нащупывая выпирающiя донышки.
Женщины трясли старыя сирени, колышащiя недоступными кистями.
Подымали лица и щурились отъ сыпавшихся отмирающихъ крестиковъ.
− Сирени-то что! Михайла Васильичъ!..
Маленькiй землемѣръ, съ бѣлесенькими усиками и въ обтягивающихъ брюкахъ на штрипкахъ, принялся помогать, но застарѣлое дерево не гнулось. У землемѣра лопнула штрипка, и онъ отступилъ, смущенно осматривая натертыя ладони.
− Смерть не люблю коротышекъ! Сеничка, наломайте…
Но другой землемѣръ, съ черными густыми усами, угреватый отмахнулся и сказалъ басомъ:
− Сами наломайте, дѣло у меня.
− Свинство съ вашей стороны!..
Онъ наказывалъ Гаврюшкѣ сейчасъ же сходить на деревню и нанять къ утру четверыхъ рабочихъ − таскать флажки и инструменты.
Александръ Сергѣичъ уже побывалъ въ домѣ и вышелъ на крыльцо.
− Вонъ всю эту муру! Пистонъ!
Онъ опять вошелъ въ домъ и выкинулъ изъ окна стянутый зеленымъ кушакомъ полушубокъ.
− Живо собирай, эй! Весь домъ завоняли…
− Хозяинъ… Лександръ Сергѣичъ… − суетился около артели Пистонъ. − Убирать надо…
− Господа швыряютъ − подымай! − подмигивалъ солдатъ. − Не по мѣсту небель выходитъ!
− Очищай! Вамъ говорятъ! − кричалъ Тавруевъ.
Онъ уже скинулъ китель и былъ въ розовой рубахѣ съ голубыми подтяжками, широкiй въ груди и по животу, забранному въ высокiй, по-офицерски, поясъ брюкъ.
Принялись помогать извозчики, и подъ окномъ выросла шершавая груда артельныхъ пожитковъ.
− Мало вамъ сараевъ!
Артель смотрѣла, какъ летѣли изъ окна мѣшки и тулупы, переглядывались и мялись. Поглядывали на Трофима, но и Трофимъ только поглядывалъ. Искали глазами приказчика, но тотъ чего-то мялся у крылечка и тоже только поглядывалъ.
− Намъ-то куда жъ? − спрашивалъ растерявшiйся Гаврюшка. − Дяденька Трофимъ, а?..
Помялись и, поругиваясь про себя, стали разбираться и перетаскиваться къ сараямъ.
− То туды, то сюды… ткнутъ… − ворчалъ Трофимъ. − Толкомъ сказать не могутъ, шваркаютъ…
− Расшвырялись… Ты что свое швыряй-то…
− Лай не лай, а хвостомъ виляй! − подбадривалъ солдатъ.
− Что-о? Какiя строенiя?
У крыльца переминался приказчикъ. Онъ чуть-чуть приподнялъ картузъ, подергалъ за козырекъ и надѣлъ плотнѣй. И кланялся, какъ будто, и не кланялся.
− Дозвольте обсказать… Какъ все тутъ нашего хозяина…
− Что такое?!..
− Такъ негодится, позвольте… Отъ ихъ я тутъ приказчикъ и не могу допускать, разъ безъ дозволенiя… Это ихъ-съ… и это все ихъ-съ… Василь Мартыныча…