− Ага. Вотъ что, братъ…
Тавруевъ стоялъ у перилъ и смотрѣлъ въ садъ на бѣлорозовыя кучи щебня въ зелени.
− Да… Ломаютъ?
− Ломаютъ Лександръ Сергѣичъ.
Въ дальнихъ кустахъ къ прудамъ въ наступившемъ затишьи подалъ пока еще робкую зачальную трель соловей. Но еще не сѣло солнце и трель не вытянулась и не перелилась въ сочное щелканье. Не было еще въ ней влажнаго и томящаго трепета ночи.
− И домъ будутъ?
− И домъ будутъ, Лександръ Сергѣичъ.
− Ваше сiятельство, разрѣшите судьбу! А, ваше сiятельство!..
Солдатъ снизу тыкалъ тесинкой въ перильца, сипѣлъ и нахально смотрѣлъ бритымъ лицомъ, тоже гологрудый, съ мускулистыми засученными руками.
Шумѣли на балконѣ. Пѣли съ гитарой и мандолиной и позванивали рюмками на припѣвъ.
«Солда-ты! солда-ты-ы… по улицѣ идутъ!
«Солда-ты! солда-ты-ы… играютъ и поютъ!
Разъ-два-три-четыре…
− Безъ хлѣба сидимъ! Господа землемѣры!
Солдатъ стукнулъ тесинкой.
− Господа аристократы!..
Тавруевъ рванулъ и отшвырнулъ въ кусты.
− Къ чорту!
Но солдатъ отыскалъ тесинку и опять совалъ. Фирочка ухватилась за конецъ, но у ней выхватилъ тоненькiй землемѣръ.
− Безъ хлѣба сидимъ! − хрипѣлъ солдатъ подъ балкономъ. − Обмѣриваютъ!
− Пшелъ къ чертямъ! − отмахнулся Тавруевъ. − Пистонъ, выдай имъ… Пѣсни чтобы!..
Онъ вынулъ бумажникъ и выкинулъ трешницу.
− Урра! − подхватилъ налету солдатъ и закрутилъ надъ головой. − Деньгами одѣляютъ!
Трещали кусты бузины − шла артель. Выступилъ, взглядывая исподлобья, Трофимъ; стоялъ за нимъ, какъ бѣлая груда, Михайла; показывалъ костистое, съ жуткимъ рубцомъ, лицо Мокей. Толпились невидные и, какъ поставленныя на травку большiя зеленыя куклы, высматривали извозчики.
− Пѣсни валяй! − кричалъ Тавруевъ. − Внизъ по Волгѣ-ѣ рѣ-кѣ-ѣ!.. Ну?
− Нельзя, Саша… − упрашивалъ землемѣръ, удерживая тесинку, которую вырывалъ Тавруевъ, возя землемѣра по балкону. − Это же экс… плотацiя!
− Къ инструменту прикиньте, ваше благородiе! Сейчасъ окажетъ! − взывалъ солдатъ. − Жульничество!
− Я сейчасъ самъ… Что у васъ? Кто безъ хлѣба?
Тавруевъ поставилъ ногу на перила.
− Дозвольте я по образованному…
− Всѣ ноги изгадили… извольте досмотрѣть…
− Я объясню, ваше благородiе! Ниспроверженiе закона… прямо жульничество… Приказчикъ дармоѣдъ, жуликъ… душу изъ него вытрясемъ!
− Ну, живѣй! У губернатора изложу. Ну?!..
− Дозвольте, ваша милость, я обскажу… − началъ объяснять Трофимъ, услыхавъ про губернатора. − Обкрутилъ насъ двѣнадцать душъ…
− Подложный документъ взялъ!
− Ты, солдатъ, погоди… Сначала надо… Вотъ всѣ ноги изгадили, извольте доглядѣть… вкругъ по камню стекло битое… и глазъ не кажетъ, ваша милость! Не кирпичикъ, а гнила, какъ…
− Ну, тяни!..
− А подай ему цѣлака… условье написано… и пачпортами грозится…
− Хорошо, послѣ… ступайте!
− Итить-то намъ некуда, ваша милость! Теперь сколько денъ потеряемъ… невпроворотъ въ городу народу, ваша милость… − ноющимъ голосомъ говорилъ Трофимъ. − Ваша милость…
− Есть! Ненормальная мѣрка! − радостно кричалъ тоненькiй землемѣръ, путаясь въ лентѣ рулетки. − На сантиметръ! Да Наденька, не балуйтесь!
Онъ накладывалъ ленточку на тесинку, а блондинка сдергивала.
− Больше мѣрка! Что?! − кричалъ солдатъ, взмахивая руками. − На вершокъ фальшивитъ!
− Ваша милость, − упрашивалъ Трофимъ, передергивая поясокъ. − Въ силѣ вы, а мы черный народъ, утрудящiй… Куда ни толкнись, какъ объ стѣнку…
Съ затаеннымъ довѣрiемъ смотрѣлъ онъ въ волосатую грудь Тавруева и видѣлъ за нимъ оживленныя лица и яркiя платья. Видѣлъ золотыя пуговицы на бѣлыхъ кителяхъ и чинно посматривающiя значками свѣженькiя фуражки, положенныя на перильца. Топтался и перебиралъ поясокъ.
− Пошлите вы его….!
− Нельзя, Саш-ша! − кричалъ землемѣръ. − Это надо взвѣсить! Это что же! Я самъ изъ среды… Фирочка, глупо же… Мы все-таки интеллигенты, господа… а они все… и эти закуски… и дели-катесы… Фирка, оставь!..
− Получай на водку! А чуть что… къ губернатору!
− Саш-ша! Ты благородный человѣкъ! Не за водку, а за… губернатора…
Тоненькiй землемѣръ охватилъ Тавруева, но тотъ оттолкнулъ его и взялъ бутылку.
− Шурка, пьяный будешь.
− Ну, тебя… Всѣ пей! Зачѣмъ я васъ привезъ?..
Но блодинка прижалась къ нему и старалась отнять бутылку.
− Нарѣжешься… какъ кацапъ…
Но онъ оттолкнулъ ее и запрокинулся. Допилъ и швырнулъ бутылку черезъ головы мужиковъ. Она врѣзалась въ кирпичную кладку и разсыпалась зеленымъ стекломъ.
− Ура-а! Ѣдутъ!
Со двора слышался закатывающiйся визгливый смѣхъ.
− Курчонка щекочутъ, слышите? Опять обомретъ! − закричала блондинка. − Шурка, отыми! Отыми сейчасъ!
− Оставить Курчонка! − крикнулъ Тавруевъ. − Васька, оставь!
Визгъ кончился. Въ домѣ загудѣли мужскiе голоса, и женскiй голосъ визгливо ругался:
− Поганцы, хулиганы! Тьфу вамъ!..
На балконъ, зычно смѣясь, вошли высокiй и тощiй кандидатъ на судебныя должности, съ маленькой, какъ у ужа, головкой и выпячивающимся кадыкомъ на тонкой шеѣ, и другой, рябоватый и кургузый, похожiй на мѣшокъ, весь какой-то обсаленный, точно таскали его по трактирнымъ столамъ, тоже чиновникъ, въ фуражкѣ съ чернымъ околышемъ. Подъ руки они вели вырывавшуюся маленькую брюнетку въ бѣломъ.
− Всю дорогу щекотали… А еще образованные!
− Ха-ха-ха… А кто спрашивалъ про адамово ребро {1} ?
− Встать, судъ идетъ! − баскомъ возгласилъ кандидатъ, выпячивая кадыкъ. − Вотъ тебѣ твой Курочкинъ!
− Цып-цып-цыпоньки… − шевелилъ пальцами Тавруевъ, присюсюкивая, какъ приманиваютъ куръ. − Ню, ню, Курчоночекъ…
Она оправляла смятое платье, но Тавруевъ схватилъ ее и посадилъ на плечо.
− Жаль!
Тонкая и вертлявая, какъ змѣйка, она порывисто чмокнула его въ опухшее красное лицо точно клюнула. Сидя на плечѣ и болтая ногами въ сквозныхъ алыхъ чулкахъ по-дѣтски вытянула маленькiя руки къ обломаннымъ сиреняммъ и капризно просила:
− Котю-у…
Вытягивала красныя губы.
− Рви!..
Онъ держалъ ее надъ землей, за перилами, а она рвала уцѣлѣвшiя кисти сирени, взвизгивая и болтая ногами.
− А «сестренки»-то? − спрашивалъ землемѣръ.
«Сестренки» оказались занятыми въ монастырѣ. Тамъ былъ большой праздникъ и открытiе новой гостиницы, и «сестренокъ» перехватили братья Люлины, лѣсники.
Подъ балкономъ никого не было. Артель отошла во дворъ дѣлить деньги, а Пистонъ съ солдатомъ опять покатили въ Тавруевку за водкой.
Непримѣтный съ балкона, прятался въ кустахъ приказчикъ, продолжая раздумывать − не пойти ли въ городъ. Совсѣмъ теперь перепьются… И хотѣлось уйти, и боязно было оставить хозяйское. Поглядѣлъ на часы − семь.
Все еще было душно, хоть и наступалъ вечеръ. Женщины усиленно пудрились и просили лимонаду, но лимонаду-то какъ разъ и не было.
Мужчины сняли кителя и перешли на сельтерскую.
− Купаться! − сказалъ Тавруевъ.
Мужчины поддержали дружно, но женщины отказывались: испортятся прически, и потомъ возня съ платьями. Но пять голосовъ настаивали:
− Купаться! Купаться!
− Нѣтъ, нѣтъ! Гулять!
− Просимъ, просимъ!
Поставили на голоса и рѣшили идти купаться.
Пошли черезъ садъ. Женщины побѣжали, взявшись на руки и перепрыгивая по кучамъ щебня, охлестываемыя вѣтками. Замелькали яркими пятнами въ зелени − желтымъ, бѣлымъ и голубымъ, украшенныя бѣлой и синей сиренью заколотой въ волосы и въ корсажи. Кидали въ мужчинъ крупчатыми пучками бузины.