Приятное чувство, ей стало немного легче и лучше. Жизнь идёт, у всех есть дела, всё нормально, она тоже часть всего этого. Цели, планы, какая никакая свобода. Они вольны распоряжаться своей жизнью. Какое-то время девушка просто рассматривала всё это, мысленно обещая себе, что скоро тоже сумеет спокойно жить как прежде. Надежда и успокоение. В мельтешении одежд она разглядела стайку детишек, снующих туда сюда. Сперва улыбка тронула её губы, но та быстро угасла. Это беспризорники, добывающие себе пропитание. В ту же секунду эйфория от хоть какого-то общества прошла. Все люди здесь выживали, влачили существование или же вовсе пускались на самое дно человечности. Чему она так радовалась? Неужели она дошла до той грани, когда вид на убогую площадь с не самыми лучшими людьми приносит ей столько радости? Вероника выдохнула, рассудком всё прекрасно понимая, но вот глупые эмоции мешались. «Не надо жалеть себя», проговорила она про себя, впилась обломанными ногтями в кожу ладоней. Боль немного отрезвила и остановила вновь подкатывающую истерику. Траут не стала пробираться в центр площади, а обошла её по краю, руководствуясь смутными догадками, что так всё же безопасней. Как бы ей не хотелось пройтись в толпе, поговорить с кем-то, хоть чуть расслабиться, но разум не собирался допускать такой большой беспечности. Девушка, кутаясь в плащ, вернулась к проулку из которого вышла и остановилась. Хотелось сделать ещё кружок, рассмотреть дома получше, разглядеть товары, походить в конце концов. Но Траут призвала остатки воли и двинулась в другую сторону от желанного островка жизни. У нужной двери она остановилась и почему-то заколебалась. Слишком мало прогулки, да и мысль о тех замкнутых комнатушках вызывала удушливое отвращение. Желание гулять стало практически неодолимым. И девушка прошла прямо, в глубь переулка, обещая себе, что дойдёт до конца тихой улицы и тогда уж вернётся обратно. В проулке было куда тише, чем на площади. И совсем не было прохожих. На земле, уже не отделанной камнями, валялся мусор, гнилые доски, прочие обломки, о происхождении которых можно было только догадываться. Траут неспешно шла, иногда ногой поддевала хлам, рассматривая, а улочка всё не кончалась. Дома становились всё обшарпанней, несколько раз попадались сточные лужицы грязной воды. Да и огни от площади стали сумеречными. Вероника решила, что ещё парочка пролётов и повернёт назад, как вдруг услышала какой-то жалобный звук. Враз остановилась, прислушалась. Тишину что-то нарушало, но как будто-то приглушённо. Какая-то возня, чей-то сдавленный голос. Девушка сама не заметила, что задержала дыхание, сердце тревожно забилось. Ничего хорошего ожидать от этого места было нельзя. И она уже решила, что уйдёт, как снова послышался человеческий стон, просящий о чём-то одними интонациями, полный боли. «Вдруг кому-то нужна помощь?», эта мысль чистым и бессознательным позывом всколыхнулась в голове. И остаться в стороне уже было нельзя, потому что развернуться означало пойти против самой себя, принять своё падение на дно. Нет. Да и вдруг она действительно сумеет что-то сделать? Вероника осторожно направилась в сторону шума, не желая лишать себя отступления. Вскоре она максимально приблизилась к источнику её тревог, скрывавшегося за углом дома на другой улице. Собравшись с духом, твёрдо решив не отступать, Траут тихонько выглянула. Увиденное заставило её остолбенеть. В шагах двадцати от поворота мужчина прижимал к стене трепыхающуюся девушку. Лицо было разбито, но слёз видно не было. Она сжала губы и пыталась выбраться из чужой, липкой хватки. Мужчина же сжимал её руки так сильно, что те уже побелели от нехватки крови. Одной ногой он пытался раздвинуть сжатые бёдра жертвы. Это до глубины души потрясло Веронику. Своей неправильностью, своим омерзением. Так быть не должно. Затем поднялся гнев и ярость. Да как он смеет? Что он себе возомнил?! Она уже было ринулась вперёд, не зная, что намеревалась сделать, как вдруг на талию легла чужая, притягивающая в тень угла, рука, а рот накрыла вторая. Закричать она не успела, даже испугаться толком, когда её развернули лицом. Это был Алонзо. Он хмуро смотрел на неё сверху вниз.
Но в серых глазах таился какой-то весёлый огонёк, что испугал девушку. Парень не выпустил её, когда Траут дёрнулась. Лишь покачал головой, да прижал её сильнее к себе. Почти вплотную. Над ухом вкрадчиво зашептали.
— Что ты здесь делаешь, м-м? Разве ты не должна не выходить из дома?
Вразумительного ответа дать бы не получилось. Что ей просто было невозможным более находиться там. Да и крепкой ладони со рта он не убирал, лишая возможности говорить. Поэтому Вероника лишь мотнула голову в сторону. Все эмоции смешались: запоздалая опаска, ярость, раздражение от всего, беззащитность перед этой фигурой, держащей её. Раздался женский отчаянный крик, затем звуки борьбы и глухой удар. Хрипы. Траут, вспомнив о том, что та девушка в беде, рванулась в сторону той улицы. Помочь. Она может, а вдруг и Алонзо разрешит это ужасное происшествие. Ей удалось развернуться спиной и сделать несколько шагов в углу, когда вкрадчивый голос парня обжог её ударом хлыста.
— Хочешь занять её место?
Девушка оцепенела. Тело превратилось в кусок льда. Нет, боги, нет. Страх за себя стал сильнее потребности вмешаться. Ей не хотелось лежать под кем-то против воли. Не хотелось чувствовать и боль. Ей стало стыдно от своего малодушия. Кровь прильнула к щекам, а глаза стало щипать. И всё равно она вновь попыталась вырваться. Даже если и так, это не повод просто закрывать глаза или смиряться с такой несправедливостью. Нет, её так не сломить. Кем она станет, если сейчас просто уйдёт? Алонзо, продолжая её сдавливать обеими руками, сделал шаг вперёд и расположил её так, чтобы они оба имели удовольствие видеть действо. Мужчина уже повалил женщину на доски крыльца и ритмично двигал бёдрами. Всей прелести наготы видно не было, но и этого хватило, чтобы Вероника подсознательно сжалась. В какой-то момент жертва, схватившая рукой камень или что-то такое, попыталась ударить им насильника по голове. Но тот перехватил руку и несколько раз с силой приложил её головой об пол. Затем полез в карман штанов и выудил нож, что-то тихо говоря женщине. Поднёс лезвие к лицу, и тогда она с всхлипами, паузами выдавила что-то вроде: «Не надо, я всё поняла». Тем временем ухо снова обдало чужое дыхание.