Из Марселя они выехали в скором экспрессе и в дороге находились всего лишь несколько часов. Лия все время дулась: зачем они так скоро покинули этот чудесный город, даже не успев побывать в картинной галерее и не осмотрев как следует соборы...
За окном вагона проносился непривычный для них пейзаж, везде тянулись ровные квадраты виноградников, мелькали белые строения ферм и густые рощи старинных парков, окружавших одинокие замки. Дорога почти все время шла вдоль Роны — по левую сторону в окне вагона неотступно сверкали блеск реки и синева неба. Когда они уезжали из России, там была глубокая осень, а здесь она только начиналась...
В Париже прямо с вокзала поехали в Торгпредство. Здесь их уже давно ожидали, извещенные телеграфом из Москвы. Для них были приготовлены две меблированные комнаты с ванной и прочими удобствами. Степан, когда-то немного знавший по-французски, давно все успел перезабыть и теперь оказывался совершенно беспомощным, когда пробовал объясниться с кем-либо из служебного персонала меблированных комнат. Лия тоже очутилась не в лучшем положении, столкнувшись с живым разговорным языком.
— Ничего, не волнуйтесь, я вас буду таскать по Парижу и вы быстро освоитесь, — предложил свои услуги молодой переводчик.
— Спасибо, мы со Степаном Дмитриевичем не откажемся от ваших услуг, — сказала Лия.
Ее согласие переводчик встретил деликатной улыбкой, в его расчеты, вероятно, совсем не входило «таскать» по Парижу их обоих. Он вскоре откланялся и ушел. Лия приняла ванну и сменила дорожный костюм на легкое платье. А Степан пожалел, что здесь нет бани с горячим паром да с березовым веничком. Уже сидя за столиком в ресторане, куда они пошли поужинать, он вспомнил о переводчике.
— Хлыщ. Даже не сказал, как его зовут.
— Что вы, Степан Дмитриевич, как можно так обзывать приятного молодого человека? По-моему, он просто не догадался представиться.
— Не люблю таких суетливых и услужливых. Чемоданы, кажись, я и сам бы мог внести. Не понравился он мне, и все...
Через день переводчик напомнил о себе: позвонил по телефону и предложил билеты в оперу. Степан отказался. К тому времени из Марселя уже прибыли ящики со скульптурами, и он почти целый день был занят разгрузкой и доставкой их во Дворец профсоюза изящных искусств, где должна была разместиться выставка. Обрадовавшаяся было Лия сразу сникла. Ей так хотелось побывать в парижской опере, послушать музыку, посмотреть на театральную публику.
— Ты, никак, плакать собираешься? — сказал Степан, увидев, что Лия нервно покусывает нижнюю губу.
— Ничего подобного, — ответила она раздраженно.
— Но ведь ты можешь пойти и без меня. Возьми и сходи...
Повеселевшая Лия позвонила в Торгпредство, и ей подсказали, как найти Арнольда Ивановича, так звали переводчика...
Из оперы она вернулась поздно, Степан уже спал.
Раздевшись в своей комнате и накинув халат, она пришла к нему. Он проснулся, почувствовав ее руку у себя на груди, и резко спросил:
— Ты чего?
— Вот, ты уже сердишься. А я пришла рассказать, как все было хорошо. После оперы всей компанией поехали в ресторан ужинать. Были и из посольства. Спрашивали, почему нет тебя. Зря ты отказался от приглашения.
— И долго ты собираешься мне это выговаривать? Я, черт возьми, спать хочу! Завтра у меня будет тяжелый день.
— Я сейчас уйду, только ты скажи, что не сердишься на меня.