Степан махнул рукой и с улыбкой произнес:
— Спи, сестренка, спи...
В обширной библиотеке профессора Серебрякова Степан открыл для себя целый мир, доселе ему не известный. Каждый вечер, закончив работу в ателье, он с нетерпением бежал на Большую Никитскую, чтобы всем своим существом уйти в этот неизведанный мир. Профессор, подобно брату, увлекался искусством, и в библиотеке у него были альбомы с репродукциями картин различных собраний и галерей, книги по изобразительному искусству, хорошо изданные, богато иллюстрированные. Но Степана увлекали не только книги по искусству. Вечерами он подолгу засиживался над толстыми томами «Истории Государства Российского» Карамзина. «Вот, черт возьми, — восхищался он при этом, — каждая книга — целая библия!..» Все подряд он читать не мог, для этого потребовалось бы слишком много времени, читал отрывками, то там, то тут. А рядом у стола, почти у его ног, сбивши с себя во сне легкое одеяло и вся раскрывшись, точно бутон розы, во всей своей зрелой девичьей красе, безмятежно спала Лиза...
Однажды утром, будто вскользь, Степан сказал, что тень умершей старухи больше не появляется, стало быть, Лиза может спать в спальне хозяев. Там ей будет куда лучше, да и ему полегче.
— Тебе-то с чего трудно? Или камни ворочаешь всю ночь?
— Не будь наивной, Лиза. Если бы только камни — это еще полбеды. Есть вещи потяжелее камней.
Она поняла его, вспыхнула, вся зардевшись, и виновато промолвила:
— Что же могу поделать, если боюсь?
Степану ничего не оставалось, как доказать ей, что ночной посетитель является вовсе не с того света. Когда в комнате горит свет, все спокойно и тихо. Стоит потушить лампу, как в прихожей раздается легкий стук, а затем кто-то начинает царапаться. Степан слышал это не раз, но как-то не обращал особого внимания. Теперь решил проверить. На ночь в комнатах все двери раскрывались настежь, а в прихожей открывали окно, чтобы дать доступ свежему воздуху. Единственно закрытой оставалась кухонная дверь. Не обязательно обладать большой сообразительностью, чтобы догадаться, что царапалась в дверь соседская кошка. Ей надо было попасть в кухню, где можно чем-либо полакомиться. Лиза ни за что не хотела верить этому, пока не увидела собственными глазами притаившуюся в прихожей под диваном огромную лохматую кошку.
— Надо же, ведь я каждую ночь со свечой обходила все комнаты. Она, проклятущая, от меня пряталась, а я и не догадывалась заглянуть под диван.
Лиза была возмущена и вместе с тем пристыжена столь легким и простым объяснением трудной загадки. Разозлившись, она схватила каминную кочергу, чтобы хорошенько угостить ночную блудницу, но Степан не дал.
— Погоди, она, наверно, голодная, поэтому и лазает по чужим квартирам. Лучше принеси ей что-нибудь поесть.
Лиза поворчала немного и пошла в кухню, откуда через минуту вернулась с кусочком колбасы.
— Этак, пожалуй, мы ее приучим, она насовсем здесь останется.
— Пускай останется, тебе же лучше, бояться меньше будешь.
Степан протянул колбасу под диван, чтобы выманить оттуда кошку. Она вышла, пугливо озираясь, но, убедившись, что к ней доброжелательны, осторожно взяла кусок и снова скрылась под диваном. Степан и Лиза, как по уговору, одновременно засмеялись...
О том, что Степан нашел где-то пристанище, первой догадалась, конечно, Маруся. Для нее кончились приятные чаепития, кроме того, она лишилась сладостей, которыми Степан угощал ее почти каждый день, ничего не требуя взамен. Потерять такого поклонника, уступить его другой она ни за что не хотела. Своим горем Маруся поделилась с Аксиньей и попросила ее выведать у Степана, каковы его дальнейшие намерения. Собственные попытки объясниться с ним ни к чему не привели. Степан просто отшучивался, считая, что между ними не было ничего такого, из-за чего стоило бы объясняться. Обыкновенные знакомые, таковыми могут остаться и в дальнейшем, если это, конечно, ее устраивает. Но Маруся не хотела быть обыкновенной знакомой.
Аксинья считала себя в полной мере причастной к знакомству Степана с Марусей, и поэтому ее самолюбие сводницы было сильно задето, когда узнала, что он пренебрегает ее подругой. А эта подруга, между прочим, ее, истую деревенщину, ни во что не ставила, хотя сама недалеко от нее ушла: ее мать двадцать лет назад приехала в Москву точно так же, как Аксинья, заработать себе на приданое, только не из Ярославской, а из Тверской губернии. Однако случилось так, что вместе с приданым заимела она еще и дочку, да так и осталась навсегда в Москве стирать белье на господ.