Выходя из палаццо, Степан вдруг заметил на глазах Евы слезы. Он взял из ее рук цветы и положил их на каменные ступеньки, ведущие к парадному входу. По этим ступенькам не раз поднимался бывший хозяин этого дома, а его, Степана, друг и в какой-то мере наставник. Их, по-доброму, следовало бы положить на могильную плиту, но могила Тинелли находится в Лавено, а это неблизко...
Уже когда они вышли на виа Новара и некоторое время прошагали по ней молча, он осторожно спросил Еву, что связывало ее со стариком Тинелли.
— Я знай, о шём ты подумал. Но старик Тинелли был слишком дряхл, шьтобы ревновать к нему...
— Я вовсе не ревную, — перебил ее Степан. — Я и без тебя знаю, какой он был. Меня лишь интересует, что тебя связывало с ним?
Ева дернула плечами и ничего не сказала. Откуда ей было знать, что связывает между собой даже совсем не знакомых людей, когда они случайно сталкиваются друг с другом и становятся близкими...
Степан часто стал посещать Уголино, и тот всегда принимал его охотно, водил с собой в картинные галереи, а иногда даже заглядывал с ним в частные коллекции, куда доступ был позволен далеко не каждому. Уголино любил рассказывать о художниках, их времени, о их достоинствах и недостатках, а более внимательного слушателя, чем Степан, вряд ли можно было найти. Правда, иногда он не все понимал, итальянский язык еще освоил не вполне, и Уголино, зная это, старался строить свою речь как можно проще. В его обществе Степан отдыхал от постоянных капризов Евы. Возможно, их сблизило и то, что Уголино терпеть не мог пьющих, он просто не выносил пьяных. Любимым его напитком был кофе, который он пил без сахара. Степан предпочитал чай, но, чтобы угодить своему новому другу, не отказывался от чашки-другой. За кофе у них обычно завязывалась самая интересная беседа — о французе Родене. Уголино знал и ценил творчество этого скульптора, и Степан тоже стал бредить им. В миланских музеях было выставлено несколько работ Родена, Степан подолгу простаивал перед ними, еще когда посещал их с Тинелли. Тинелли тоже много рассказывал о Родене, но больше о его любовных похождениях...
Ева долгое время не знала, где пропадает Степан, и предполагала, что он все время проводит с Изой. Она решила его выследить. И каково же было ее удивление, когда в одном из кафе в старом городе она нашла Степана всего лишь в обществе Уголино.
— И ты всегда бывал только с ним? — спрашивала она недоверчиво, когда, проводив Уголино, они пошли к ней в гостиницу.
— А с кем мне еще быть? — недовольно отвечал Степан. — Ты мне надоела как горькая редька, бегаешь за мной по всему Милану.
Но Ева не обращала внимания на его попреки.
— Не понимаю, зашем так долго могут быть вместе два мужчин?
Степан махнул рукой и не стал с ней спорить. Все равно бесполезно. У нее с самых пеленок весь мир расписан по строгому немецкому распорядку: каждый кубик складывается в определенную коробку, где ему должно находиться.
Несмотря на сцены ревности, которые он терпел от Евы, Степан встречался с Изой не только в пансионате. Иногда она по-прежнему приходила к нему в мастерскую и просиживала подолгу, наблюдая, как он работает над каким-нибудь эскизом. В Милане у нее не было ни родных, ни друзей. Степан оказался единственным человеком, с кем она более или менее сошлась близко. Чтобы их случайно не застала Ева, Степан вешал на двери мастерской замок, а сам обратно залезал через окно в крыше. Не в пример Еве, Иза была разносторонне развитой женщиной, она знала литературу, понимала искусство и, по ее словам, была даже знакома с писателем Куприным. Она много рассказывала Степану о театральной жизни и первая сообщила ему о предстоящем приезде в Милан на гастроли певца Федора Шаляпина. Он уже приезжал сюда несколько раз, так что миланцы хорошо знали русскую знаменитость. На этот раз он был приглашен для постановки на сцене Ля Скала «Бориса Годунова» Мусоргского — первой русской оперы в этом прославленном театре.
Прослышав о приезде такой знаменитости, Ева принялась изо всех сил уговаривать Степана непременно познакомиться с ним. Даже подсказала ему прекрасный повод — предложить Шаляпину слепить его портрет.
— Кто будет предлагать? Я? — возмутился Степан. — За кого ты меня принимаешь?
— А шьто в этом особенного? К знаменитым людям всегда ходят на поклон.
— Так делается у вас, в неметчине!
— Везде так делается!..
Степана вывела из терпения назойливость Евы, и он пообещал залепить ей рот глиной, если она сейчас же не замолчит. Она, конечно, не замолчала, и он тут же привел свою угрозу в исполнение. Ева расплакалась, кое-как отмыла лицо в тазу, где он смачивал во время работы руки, и ушла, ругая его на своем мюнхенском диалекте.