В дверях неожиданно мелькнула тень, и в полутемный сарай вошел Бутов.
— Доброе утро, — произнес он, слегка картавя. — Вы уже проснулись, вот и прекрасно. Лидия Александровна приглашает вас завтракать.
Вчера Степан не заметил, что он картавит. Вероятно, просто не обратил внимания.
— Вместе с тем должен вас огорчить, она не могла найти у себя ничего подходящего под жилье и поручила мне снять вам где-нибудь в городе комнату, — сказал Бутов, немного помолчав.— Вот после завтрака мы с вами этим и займемся.
— Это, должно быть, дорого? — спросил Степан. — Ведь сейчас в Ницце самый сезон, бездельники со всей Европы сюда съезжаются.
— Что же делать?
— А ничего делать не надо. Этот сарай, я смотрю, тут находится без всякой надобности. Что если убрать отсюда старую рухлядь и превратить его в мастерскую? Лучшей мастерской не найти во всей Ницце! Уверяю вас, — добавил Степан и улыбнулся, весьма довольный тем, что все так легко разрешилось.
— Как? — удивился Бутов. — В этом темном сарае вы собираетесь жить и работать?
— А что тут плохого? Сниму часть крыши, застеклю, вот и будет светло. В Милане у меня мастерская была куда хуже — в бывшем курятнике. — Степан посмотрел на Бутова. — Только вот что, зимой здесь, в Ницце, как — очень холодно бывает? В Милане адский холод, точно у нас в Сибири.
— Нет, здесь не особо холодно, температура всегда плюсовая, — сказал Бутов, переводя взгляд со сваленного на полу хлама на свисающую с темных балок пыльную паутину.
Этот человек, именующий себя скульптором Эрьзей, не перестает его удивлять. Он и сам, Бутов, не ахти как требователен к жизни — довольствуется скромным уголком, кроватью и небольшим столиком для работы. У него нет семьи, нет родины, и в минуты сомнений, впадая в нервную депрессию, он иногда перестает верить в свою революционную идею — главную цель жизни. А этот добровольный изгнанник, ему все нипочем — ночует под открытым небом, готов работать в нечеловеческих условиях. И все ради искусства. Откуда в нем эта энергия, этот оптимизм, так необходимый для создания любых человеческих ценностей? Если раньше он уважал Степана, как скульптора, то с этой минуты стал преклоняться перед ним как перед человеком — сильным, неповторимо оригинальным. Он не видел его работ, видел лишь их фотографии в итальянских газетах и читал статьи о них. Как бы он желал посмотреть хотя бы на одно его создание!
— Знаете, я вам помогу убрать все это, — проговорил он после продолжительного молчания, кивнув головой на хлам. — И вообще, рассчитывайте на меня, будем друзьями!
— Я все же думаю здесь сложить небольшую голландку или плиту, мне во время работы всегда требуется теплая вода, — сказал Степан скорее самому себе, не обратив внимания на слова Бутова, а может, он их даже не расслышал, занятый планировкой своей будущей мастерской.
За завтраком в той же гостиной, где они с Бутовым побывали вчера, Степан познакомился с дочерью хозяйки дома — Эленой. Ее большие голубые глаза, светлые косы, пунцовые губы напомнили ему о далекой родине. Мать, чопорная и холодная, мало походила на русскую женщину, зато дочь была типичным образцом русской девушки, хотя очень плохо изъяснялась по-русски, охотно щебетала на французском. Как Степан узнал позднее, Бутов обучал ее русской грамматике и отечественной истории.
Завтрак уже подходил к концу, когда хозяйка Лидия Александровна, обращаясь к Степану, повторила то же, что уже сказал ему Бутов давеча в сарае.
— Ничего, не беспокойтесь, не надо искать никакой комнаты, да это было бы мне и не по карману, — ответил Степан. — Мы с Николаем Семеновичем уже нашли помещение, осталось привести его в порядок. Через пару дней Элена сможет мне позировать. Я начну работать, довольно бездельничать!
— Позвольте, но где вы нашли помещение? — спросила Лидия Александровна, переводя взгляд с одного на другого.
— Эрьзя облюбовал в саду заброшенный сарай, — произнес Бутов, уставившись в стол.
Услышав такое, Лидия Александровна, казалось, лишилась дара речи: рот неестественно искривился, глаза округлились, точно она увидела перед собой привидение. Степан испугался, как бы ее не хватил удар. А Элена прыснула и, чтобы не расхохотаться, ладонями обеих рук закрыла рот.