Вечером в первый же день выставки Степану сообщили, что «Поп» понравился мэру города Ниццы и он хочет купить его для муниципального музея.
На выставке Степан столкнулся с Бутовым и Алисовым. С ними была дама лет тридцати. Из-под маленькой малиновой шляпки выбивались темные волнистые волосы. Брови густые, черные, как у цыганки, но глаза светло-серые. Одета она была несколько крикливо — длинное платье из зеленого атласа и сиреневая накидка, что-то вроде короткой епанчи. В сутолоке Бутов и Алисов забыли ее представить, и она, выбрав момент, смущенно представилась сама, назвавшись Марией Моравской. Время приближалось к середине дня, и они все четверо отправились в ближайший ресторан. Но по дороге Степан вдруг остановился и хотел безо всяких объяснений повернуть обратно.
— Что с вами, Степан Дмитриевич, куда вы? — удивленно спросил Бутов.
— Может, вас не устраивает наша компания? — несколько обиженно заметил Алисов.
— Да что вы, компания вполне приличная.
— Так в чем же причина? — настаивал Бутов. — Почему не хотите идти с нами?
— Понимаете, у меня нет денег, — признался наконец Степан.
Алисов и Моравская расхохотались.
— Вот это мне нравится! — воскликнула Моравская. — Бросить друзей из-за такого пустяка. Может, думаете, мы все рассчитываем отобедать за ваш счет?
Она подхватила Степана под руку и потянула за собой.
— Не беспокойтесь, я сама буду платить за вас. Я давно хотела с вами познакомиться и все просила господина Алисова привести меня к вам. Но он не решался. По секрету скажу, он боится вас. Такое он мне про вас рассказывал...
По узенькому тротуару едва могли пройти два человека вряд. Поэтому Бутов и Алисов шли впереди, а они с Моравской позади, немного поотстав. Степана вообще-то никогда не интересовало, что о нем думают и говорят люди, но надо же было как-то поддерживать разговор с этой, как он решил про себя, болтливой дамой, поэтому и спросил:
— И что же он рассказывал?
— Всякое. И что вы нелюдим, угрюм и что не любите, когда у вас бывают посетители. Это правда?
— Не знаю. У меня мало кто бывает.
— Ну вот, вы сами не знаете, какой вы, а он знает. Не правда ли, странно? — продолжала она, ступая маленькими шажками и размахивая сиреневым зонтом, точно такого же цвета, как и ее короткая епанча. — А женщин вы любите?
Ее неожиданный вопрос привел Степана в замешательство. «Вот чертова баба, — подумал он. — Надо же спросить такое».
— По-моему, женщин не любят только кастраты.
От его прямого и несколько грубоватого ответа смуглые щеки Моравской покрылись густым румянцем. Степан заметил это и, улыбнувшись, решил про себя: «Так тебе и надо, в другой раз будешь знать, о чем спрашивать...»
За обедом они немного выпили вина, и Степан чуть захмелел. Утром он ушел без завтрака и сейчас ел мало. Волнение, связанное с выставкой, отбило у него всякий аппетит. Ему не сиделось здесь, за изысканно сервированным столом с этими людьми, случайно ставшими его друзьями, он торопился опять туда, в толчею, к своему «Осужденному», «Тоске», «Философу»...
После обеда Бутов и Алисов предпочли отправиться отдыхать, оставив Степана в обществе Моравской, которая изъявила желание снова вернуться на выставку, а ему так хотелось побыть среди людей одному... Боясь показаться грубым, он промолчал.
Когда выставочные залы опустели и подошло время уходить, Моравская принялась настойчиво приглашать Степана к себе ужинать, отчего у него появилось ощущение, будто его заколачивают в тесный ящик. Чтобы не подтвердить своим отказом слова Алисова о нелюдимости, ему ничего не оставалось, как, скрепя сердце, согласиться и на это. В другое время он, может быть, и сам охотно поболтал бы с ней. Чувствуется, она интересная и, должно быть, занимательная женщина, в искусстве тоже, как видно, разбирается, но ему так хотелось в этот день побыть одному...
Выставка принесла Степану настоящий триумф. Знакомства с ним стали искать известные искусствоведы, критики, журналисты. Газеты, выходящие в Ницце, напечатали подробные отчеты о выставке, в которых то и дело мелькало имя Степана, перечень выставленных им работ. Выставка оказалась интернациональной не только по числу участвующих в ней художников, представляющих различные страны, но и по составу посетителей: население Ниццы в зимний курортный сезон являет собой конгломерат различных национальностей обоих полушарий, кроме того, было много людей, приехавших специально на выставку из Италии, Швейцарии, Германии. В числе русских эмигрантов из Женевы, как передавал Степану Бутов, приехал «сам Георгий Валентинович Плеханов».