«25 мая. Среда. Дорогой Алике минуло 33 года. Погода стояла отличная. Были у обедни в Большом дворце и завтракали с семейством. Гулял и катался в байдарке».
Степан Петрович взял новый листок.
«24 мая. Воскресенье. Вечерня. Вечерняя молитва. Прием вновь прибывших представителей трех сословий. Большой обед…»
Чудное лицо вдруг стало у Путаницы: он поднял листок и уставился на него, будто клопа увидел или какое другое насекомое. Потом пожал плечами и снова начал читать:
«25 мая. Визит в Медон».
Тут Еремин крикнул с места:
– Степан Петрович, вы читали уже 25-е.
– Вот, вот. То-то я смотрю, – почему это два раза одно и то же число.
«27. – Визит в Медон в 5 часов с четвертью. 28. – Визит в Медон в полдень. 29, – Прием депутации от дворянства… 30. – Визит в Медон пешком; охота на оленя в Маркусси, – неудачная».
Степан Петрович отложил в сторону свои выписки и сошел с кафедры. Ходит возле доски взад, вперед, вытирает платком пальцы, будто испачкал их мелом. Наверно, забыл, что урок идет. Потом опять плечом повел и дальше стал рассказывать.
– Россия кипит. В конце сентября – в начале октября по всей стране – железнодорожная забастовка. В промышленных центрах – всеобщая стачка. Требования созыва Учредительного собрания. Пролетариат ощутил себя классом. Пули, нагайки, шашки. Но пролетариат наступает, 6 октября председатель комитета министров Витте просит царя принять его для беседы о положении страны, – он предлагает конституцию. Но феодал занят. Он – на охоте.
«7 октября. В 8 час. утра отправился с Дрентельном за Вастолово на охоту. День стоял холодный. Тем не менее облава вышла веселая и удачная. Всего было убито 326 штук, из них пера – 81. Мною: 1 фазанка, 1 глухарка, 12 тетеревей, 2 вальдшнепа, 3 серые куропатки, 4 русака и 12 беляков – всего 35 штук. Вернулся домой в 5. Играл с маркером Яхт-клуба на биллиарде. Раз обыграл сто из 4 партий».
– А вот еще одна запись:
«1 октября. Охота на оленя в Медонском парке, взято два; поездка туда и обратно верхом. 5 октября. Охотился у Шатильонских ворот, убито дичи 81 штука, охота прервана событиями…»
– Где это Шатильонские ворота? – спросил Крякша.
Степан Петрович откинулся на спинку стула.
– В Версале.
– А Версаль где? – спросил Крякша.
– Под Парижем. Это вроде нашего Петергофа.
– А при чем тут Париж? – спросил Крякша.
Весь класс замер. Степан Петрович хотел что-то сказать и открыл было рот. Да так и остался с открытым ртом. Потом поставил локти па кафедру и закрыл руками лицо.
– Запарился, – шепнул мне на ухо Еремин.
И вдруг кто-то хихикнул:
– Хи-хи, – раздалось в классе.
Было очень тихо, и все слышали «хи-хи».
Я обернулся к Крякше. Нет, это не он.
Смеялся сам Путаница.
– Хи-хи, – всхлипнул он и отвел руки от лица. На глазах у него блестели слезы, от смеха. – Ребята, я спутал, – сказал он. – Это не тот феодал.
Нам непонятно было, почему он смеется.
– Как, не тот феодал? – спросил Ванька.
Но Путаница не мог говорить, он давился смехом.
– Это ты виноват, – выговорил он наконец и показал на меня пальцем. – Ты мне спутал листки.
– Я читал вам два дневника, – дневник Николая и дневник Людовика, – сказал Степан Петрович. – В четыре часа в университете у меня лекция по французской революции.
Тут Крякша сорвался с места. Он с разгону забылся и назвал Степана Петровича Путаницей.
– Не может быть, Путаница, – сказал он. – Не может быть, чтобы два разных человека писали один дневник.
Степан Петрович нисколько не рассердился. Может быть, он не заметил.
– Эго два разных дневника, – громко сказал он. Один написан был в пятом году, а другой в 1789.
– А почему там сказано, что «события помешали охоте»?
– Так это ж и есть французская революция, – засмеялся Путаница. – В этот день все население Петербурга – мастеровые, рабочие, торговки – отправились в Версаль просить Людовика, чтобы он переехал в Париж, поближе к Собранию генеральных штатов.
– В Петербург, – поправил его Еремин.
– Да нет же, в какой Петербург! – воскликнул Степан Петрович и встал со стула. – Людовика усадили в карету и повезли в Париж, в Тюильри. В Тюильри ему негде было охотиться. Пришлось ему ездить далеко в Вильнев-де-Руа. Вот видите, что он пишет в 1791 году:
«3 октября. Прогулка верхом в 9 часов в Вильнев-де-Руа. Убито 3 фазана. В 9 часов прием депутации Законодательного собрания; ехал туда и обратно в карете. В 5¾ часа итальянская комедия – „Два охотника“. У меня появился геморрой, пил сыворотку».