— Э-э-э… Это не важно. У меня приказ обыскать этот корабль и доставить владельца в крепость. Вы владелец корабля?
— Владелец корабля, как я уже сказал, царь Московии и великий князь всея Руси Алексей Михайлович, пусть он живёт вечно. Я его посол и недремлющее око в этих местах. Вы хотите арестовать око государя всея Руси? Не советую, уважаемый. От вашего Дербента и камня не останется. У меня только в Теркской крепости пять таких кораблей и вы вскоре сможете в этом убедиться, если я не прибуду в Теркский залив сегодня к вечеру. Уже завтра тут будет стоять русский флот, а в Дербенте будут рваться бомбы, вылетающих их наших пушек. А по берегу придут войска и закатают ваши железные ворота под асфальт. Надоели нам ваши «Железные ворота»! Так и передайте тем дуракам, кто вас послал. А теперь проваливайте, иначе я прикажу стрелять из моих пушек.
— Вы не посмеете! — взвизгнул, повысив голос до фальцета, прибывший. — Пушки крепости потопят ваш корабль. И на наших галерах тоже есть пушки.
— Ну, во-первых, вы погибнете первым, ибо мы забросаем вас бомбами. Есаул, продемонстрирую ка, голубчик, как рвутся наши бомбы.
Есаул улыбнулся так, что ему позавидовал бы крокодил, показал бомбу с торчащим вверх фитилём, пропитанным селитрой, поднёс к фитилю тлеющий трут. Фитиль вспыхнул и когда огонёк коснулся запальной трубки, отбросил чугунный шар в сторону. Бомба плюхнулась рядом с бортом лодки, и через два счёта на этом месте вспучилась вода, а потом громыхнуло так, что даже я, вовремя открывший рот, немного оглох. Всё заволокло дымом, так как мои архаровцы в это же время подожгли специальные шашки, устанавливающие дымовую завесу.
— Паруса поднять! — скомандовал я. — На брашпиле якорь выбран?
— Якорь сух, атаман!
— Лево на борт, — крикнул я рулевому и шхуна развернулась бортами к галерам и подставляя паруса под северный ветер. С галер громыхнуло, по бортам ударила картечь, но укреплённые выше ватерлинии Ахтубинским черешчатым варёным дубом борта, значительно завышенные над палубой, защитили и корабль и экипаж. Лучше уж получить удар в укреплённый борт, чем в румпель и потерять управляемость.
— Бить или не бить? — думал я, не отдавая команду: «Пли!», и не видя в дыму, что делают галеры.
Северный ветер дул хорошо, а потому паруса вынесли корабль мористее, подальше от негостеприимного Дербента. Дым несло вдоль берега, я увидел, что галеры пытаются нас догнать и пожалел, что не отработал по ним из корабельных восьмидюймовок.
— Да и Бог с ними, — подумал я, мысленно махая рукой. — С Байрамом-то что?
Байрам ушёл с корабля, не спрашивая моего совета и не ответив мне на мой вопрос о доме. Значит, не хотел он быть мне обязанным ещё больше. Но, он и в таком качестве сработает на меня. Его ведь теперь будут пытать и он всё расскажет. И про моё голодное до войны, застоявшееся в покое и благоденствии казачье войско, и про мои корабли с голландскими пушками, и про мои способности военачальника и про амбиции, которых я в отношении Персии не высказывал.
Честно говоря, мне Персия на дух не упала. Мне тут ничего не было нужно. Но «шорох» навести хотелось. За Байрама я не переживал. Скорее всего, ему сохранят жизнь, так как он был моим доверенным лицом, и, как переговорщик, сейчас он незаменим. Он, таким образом, через «падение», может подняться в глазах Аббаса Второго, но и по карьерной лестнице, естественно. По крайней мере, так он сможет вернуться на родину и «легализоваться», как мой «агент влияния».
В наш адрес послышался ещё один выстрел, но ядро, заскользив по воде, как запущенный каменный «блинчик», булькнуло метрах в тридцати от нашей кормы. За воеводу Оболенского я особо не беспокоился, но вздохнул с облегчением, когда увидел его кораблик в Теркском заливе. Пройдя мимо нашей крепости и отсалютовав мне холостым выстрелом, Оболенский отправился к себе в крепость. Мы в это время отсалютовали ему кубками с разбавленным вином.
Ещё днём от Фрола я узнал, что завтра ко мне придут местные кумыки просить прощение и поэтому мне быстро собрали шатёр, установив его в самом центре «круга». Утром я проснулся с плохим настроением и потому на встрече с кумыками выглядел суровым и самому себе противным. Что-то меня гложило в истории с Байрамом. Может то, что я оставил его один на один с его врагами, может то, что я позорно сбежал, не ответив на залпы ни одним выстрелом, может быть то, что мне сейчас придётся уплыть обратно в Астрахань, а казаки тут останутся? Не знаю, но на душе у меня было тревожно и тяжело.
Но я выполнил то, что планировал, а казаки немного тут отдохнут и снова пойдут воевать с калмыками. Что за них тревожиться? Это ты выбрал спокойную, «сельскую» жизнь, а они — людишки удалые! Мне же нужно возвращаться сначала в Астрахань, потом скататься на Ахтубу и посмотреть, что там делается с хозяйством, с пасеками, с бахчами. Надо набрать арбузов и дынь, и отправить их в Москву. Потом надо вернуться снова в Астрахань, нарезать виноградной лозы и только потом вернуться в Москву. Попутно нужно наладить отношения с новым наместником Астрахани и воеводами Царицына.