Кстати, я рассчитывал получить в собственность Романовскую усадьбу в Зарядье. Оказалось, что усадьба та давно принадлежит какому-то монастырю. Жаль-жаль… Хорошо бы было там пристань поставить. Хотя… На хрена мне эта Москва-река? У меня Волга есть, со всеми притоками.
Авторитет Тимофея Разина на Волге так за эти три года вырос, что ему кланялись не только голландцы, но и Строгановы, которые иногда ходили до Астрахани. Младшего Строганова Тимофей отбил от «воровских казаков», причём не его «ряженных», а натуральных. Вероятно, «пасли» пришлые ватажники Строгановский караван. Что в том караване было, Тимофей, понятное дело, тогда не узнал, но Строгановские струги едва не черпали бортами Волжские волны. И шёл тот караван в Персию, проходя Астахань без таможенного досмотра.
Сие весьма насторожило и заинтересовало Тимофея, и он отправил на Каспий лёгкий и быстроходный струг под гафельным парусом. Караван Строгановых на Каспии перехватили и едва не потопили, ибо сам Строганов, пока его бойцы отстреливались, попытался прорубить дно своего струга, но был ранен стрелой, взят в плен, продан в рабство и тут же выкуплен за приличные деньги Фролом Разиным, якобы случайно гулявшем на невольничьем рынке Дербента и обратившем внимание на свежих рабов из Руси. Золотом, между прочим, заплатил.
Вот так Дмитрия Андреевича Строганова спасли два раза за одно лето одна тысяча шестьсот сорок шестого года. А в том струге, что хотел затопить Дмитрий Андреевич — пробку бы заранее сделал — стоял (или лежал) бочонок, полный самородного золота.
Видимо опасался Дмитрий Андреевич у себя в Орле плавить золото. Когда я узнал о том, что Строганов вёз самородное золото, то сильно удивился. Не имелось в Перми Великой, золота. Про серебро что-то когда-то говорили, но не о золоте. Где Строгановы бочонок самородного золота намыли, одному Богу известно. Тонна золота, оказавшаяся в наших руках, это не слабый дар Богов. Или наказание. И мне надо было с этим даром что-то делать. Никто из нас, и я в том числе, не знали, как плавить золото. Вернее, я точно знал, что без буры плавить нельзя, а что такое бура я знал кое-что. Главное, я не знал где её взять здесь.
Раз Строганов вёз золото в Персию, значит там бура есть, — рассуждал я. — В России золото нет и его тут не плавят, значит здесь буры нет или очень мало. Иконные оклады чеканят по уже готовым тонким листам. Золотые «ефимки» перечеканивают, набивая царское клеймо. Если бура в России есть, то её найти можно было бы, но тогда это точно вызовет подозрение.
Вот я и поплыл в Астрахань, а оттуда в устье Терека. Где оно, это устье, знал Фрол, который ждал меня в Астрахани. За два года мы сплавили на Каспий ещё две тридцатиметровых и десятипушечных шхуны. Вся Разинская флотилия ждала нас на выходе из устья Волги. Увидев наш флот, я на какое-то время перестал дышать, а сердце в моей груди учащённо забилось. Корабли были красивы в своей лаконичном минимализме. Обводы были идеальны.
Конечно! Каждую досочку мы выпаривали в специальной бане, обрабатывали человеческой мочевиной, клали на формы шпангоутов и притягивали к ним сначала висячими грузами, а потом струбцинами. Когда доска высыхала, её переносили на сборочный стенд и крепили к настоящим шпангоутам. И так каждую кручёную деталь. Даже распаренный и «мочёный» дуб, подогретый угольями, крутился, как гутаперчевый. Весь процесс изготовления кручёных досок проходил в специальном амбаре, куда допускались единицы.
В размоченном или распаренном дереве на клеточном уровне происходили изменения, Когда дерево гнули с выгнутой стороны клетки растягивались, а с вогнутой сжимались. Главное, чтобы влажность была не более тридцати процентов. Причём, если древесина была сырой, то при выпаривании она подсыхала, и наоборот.
Наш струг был встречен приветственными возгласами все казаки проходили практику управления шхуной сначала в Измайлово потом на Москве реке. Многие казаки-члены абордажных команд проверялись и отбирались мной там же. Кто-то обучался иноземному бою, как казаки называли мои придумки. ТО есть, многие меня знали, а кто-то увидел своих товарищей. Веселье при встрече было искренним.
Я раньше бывал на Каспийском море. Помогал Азербайджану собирать буровую платформу. И поэтому знал, что от Астрахани до кавказского хребта по прямой было что-то около двухсот километров. И это по морю на пятиметровой «ванне» с парусом.
Читая про морских путешественников, например про Беринга, я поражался, как они, прройдя пешком десять тысяч километров на берегу Охотского моря собрали «бот с палубой» и на нём отправились искать пролив между Азией и Америкой. Дошли до Чукотки, свернули на запад, узнали у чукчей, что дальше берег только в ту сторону. Потом проплыли от крайнего азиатского мыса двести километров в море на восток. Не найдя берега, повернули обратно. Снва приплыли в Охотск и вернулись в Санкт-Петербург. Это, для меня, какой-то «сюр». Я родился и вырос на море и я его боюсь, «как огня». Кажется бредом, но это факт.