Вот и думай теперь, где благо и кому благо? А без этой подставы дали бы иезуиты развиться России? Большой вопрос. Ввели бы очередные санкции с железным занавесом, как ещё при Иване Грозном, и кабдза.
Ведь иезуиты потом заполонили Россию. Особенно, когда их попёрли из Европы и когда их «приютила» Екатерина Вторая — просветительница. Зато, какой прогресс. Правда, вере православной пришёл полный кабздец. Синод, доносы исповедников на тех, кто злоумыслил на государя… И что мне, пытаться изменить эту историю? Изменить царя Алексея Михайловича, который и был инициатором церковной реформы, а не Никон. Патриарх — пешка в большой игре. Только вот в чьей? Думается — боярина Морозова. Да и какая разница. Мне под колёса истории ложиться не хотелось.
Государь, слава Богу, меня ни в чём злонамеренном не заподозрил. И разговору нашему большого значения не придал. У него, действительно, было столько советников, что я легко терялся среди знатных и более настойчивых личностей. У Алексчея всё меньше и меньше было времени. Проходил собор ежедневно, хотя государь и не всегда присутствовал на заседаниях Верхней Палаты. Боярская дума и высшее духовенство «рулили» под надзором «ревнителей благочестия», в котором выделялся архимандрит Никон.
Он ещё в шестьсот сорок шестом году явился в Москву и предстал пред молодым царём. Представил его Стефан Вонифатьев — духовник царя и царю Никон, своими рассуждениями, понравился. И что мне было делать? Убеждать царя, что Никон «плохой»? Не-не-не… Увольте-увольте.
У Алексея был, кроме меня, другой «фаворит». Хотя я себя его фаворитом не считал, да и молодой царь тоже не успел проникнуться ко мне «пиететом». А вот Фёдор Ртищев, став дворянином в шестьсот сорок пятом году, когда его отца Морозов вызвал в Москву, был приближен к Алексею, тем же Морозовым. Вероятно в противовес мне. И Ртищев Алексею понравился. Его поставили в «комнате у крюка», то есть во внутренних комнатах при государе и они с Алексеем быстро сдружились. Осенью тысяча шестьсот сорок шестого года Ртищев занял должность стряпчего с ключом, то есть дворцового эконома.
То есть, я старался царю показываться на глаза меньше, а Ртищева, наоборот, «засвечивали». Морозов, думаю, знал о моих предупреждениях,переданных Алексею Михайловичу, и старался отдалить больно умного крестника от главы государства.
— Да и Бог с ними, — думал я. — Мне бы только день простоять и ночь продержаться.
Думал, и тихо «ковал» своё будущее.
Глава 7
В январе сорок девятого года собор принял «Уложение», очень походившее на свод законов уголовного, гражданского и конфессионального права. Пава церкви сильно ограничили, розыск беглых крестьян объявили бессрочным. Моё предложение о введении земельного налога, не приняли. В марте Иерусолимский патриарх Пиасий назначил Никона митрополитом Новгородским.
Помимо всех официальных властей, царь Алексей Михайлович возложил на Никона наблюдать не только над церковными делами, но и над мирским управлением, доносить ему обо всем и давать советы. Это, как я знал из «прошлого» будущего, и приучило Никона заниматься мирскими делами. Подвиги нищелюбия, совершаемые митрополитом в Новгороде, увеличивали любовь и уважение к нему государя. Когда в новгородской земле начался голод, Никон отвел у себя на владычном дворе особую палату, так называемую «погребную», и приказал ежедневно кормить в ней нищих.
Примерно с начала сороковых, как я узнал недавно, царь Михаил Фёдорович в очередной раз задался целью создать армию нового строя. Денег на нововведение не было и царю посоветовали освободить от подати южные территории, такие как: Воронеж, Белгород и другие. Туда нагнали оставшихся в России после русско-польской войны тридцатых годов, немцев и заставили их строить полки по иноземному.
За почти десять лет такого «строительства» из призывных крестьян и «охочих людей» было сформировано войско, реагировавшее на команды и умеющее ходить строем, как линейным, так и колоннами.
Алексею Михайловичу, которому сие войско было представлено, оно очень понравилось и государь установил «солдатиков» во дворце и стал, периодически, ими «играться», заставляя маршировать по Кремлю и выполнять простейшие команды.
Когда царь приказал построить в Измайлово «плац», я понял, что есть повод отказаться от тяжкого бремени несения «около царской» службы. Я стал нахваливать «рейтар» и «пехоту».
— А ведь мои солдаты покрепче твоих казаков будут, — как-то за кофе с коньяком похвалился государь.
— В пешем строю — точно крепче. А в конном — это вопрос тактики и опыта. Мои казаки тоже умеют стройными линиями атаковать. Но в твоих, государь, войсках, правда твоя, порядка больше.