— Скоро? — удивился царь. — Как скоро?
— Э-э-э… Ну… Месяца через четыре. Кхе-кхе…
[1] 22 октября.
Глава 16
С именем жены мне, не повезло. Как я не рассматривал варианты «детских» имён Евдокии, ни одно из них не нравилось и слетая с моих губ, вызывало у меня гримасу отвращения. Все эти: Авдотья, Евдокея, Евдокиюшка, Евдя, Евдоня, Доня, Дона, Доняха, Доняша, Евдося, Дося, Евдоха, Евдоша, Доша, Евдуня, Дуня, Дуняра, Дунятка, Дуняха, Дуняша, Евдуша, Душа, Авдотьюшка, Авдотька, Авдоня, Авдоха, Авдоша, Авдуля, Авдуся, Дуся — воротило меня. Наконец, я выбрал формой обращения к жене «Душа моя», а в обиходе — Доня, Доняша. Тем паче, что имя реки «Дон», для меня значило много.
И с «помощницей» у меня не особо получалось. Во время нашего путешествия я попытался настроить супругу на «рабочую волну», но понимания не получил. Не понимала она, зачем ей заниматься хозяйством, когда есть управляющие и наложницы. Не интересовала её и политика, или даже простые встречи с посторонними мужчинами.
Доня откровенно зевала на моих «совещаниях», а мои голландцы смущались и сбивались с темы обсуждения. В конце концов, я перестал её мучить. и жена занялась обычным делом принцесс и царских жён — вышивкой и шитьём мне рубашек и штанов с трусами.
Она набрала себе во «двор» товарок и они отлично проводили время либо во дворце, либо в саду. Царь не съехал из дворца и продолжал занимать с семьёй правое крыло дворца. Более того, если раньше царица и дети переезжали вслед за государем из дворца в дворец, то теперь они сразу после нашего возвращения в Москву переехали в Измайлово и, суда по всему, никуда переезжать не собирались.
Во дворце было шумно, а я отвык от многолюдности и детского ора. Государь, видимо, тоже уставал от детской непосредственности своих отпрысков, коих было очень много, и при их отсутствии в Кремлёвском дворце, чувствовал себя превосходно.
У меня разом возникло восемь братьев и сестёр. Старшей Марфе было четырнадцать, а младшему Ивану — восемь месяцев. Плодовит, ха-ха, плодовит был Алексей Михайлович… Любил он это дело… Да-а-а…
Так вот, моей супруге было удобно, привычно, и весело, так как она получила от меня свободу действий и пользовалась ею в полной мере, а я в этом московском бедламе чувствовал себя тем самым управляющим Измайловской крепости, каким был двадцать лет назад. И это сильно раздражало.
К тому же Евдокия совсем не горела желанием куда-то переезжать, тем более на какую-то Ахтубу. Да-а-а… И я к июню пришёл к решению, что надо «рвать когти», пока не «повязали». Даже приближение рождения ребёнка меня не удержало и я, снарядив в Ярославле торговый караван, в июле отплыл вниз по Волге-реке.
— Всё-таки решил ехать? — Спросил он, когда я сообщил Алексею о своём решении.
— Если отпустишь, государь. Там столько дел… Всё развалится без меня. Я же знаю. Стоит только где-то задержаться чуть дольше, чем на три месяца, в противоположном месте начинаются разброд и шатания. Начинается с пьянок и кончается пожарами и погромами.
— Но ты ведь не поедешь в Персию?
— А что мне там делать? Шах Аббас передал власть сыну. Если только поздравить Сулеймана? Так, подарки нужно везти подобающие. Хоть ты уже послал, но так принято. Если едешь в гости, нужен подарок.
— Ну да, ну да…
Царь посмотрел на меня несколько иначе, чем прежде. Взгляд его вдруг резко потеплел.
— Наверное, правильно, что ты уезжаешь.
Я удивился, но ничего не сказал, ожидая продолжения. Я старался лишний раз не спрашивать и не забегать вперёд с разговорами.
— Мои холопы принялись, как ты любишь говорить, «дуть мне в уши», наговаривая на тебя. Да и я, честно говоря, ждал от тебя каких-то попыток навязать мне свою волю, но я приятно ошибся. В очередной раз убедился, что ты мудр. Что ты не имеешь амбиций, я уже давно не думаю. Все твои дела говорят о том, что ты хочешь править и с этим справляешься неплохо. Пока ты был здесь, у тебя на Ахтубе и на Кабарде работали проверяющие. Они нарушений и злоупотреблений не выявили. Я почему тебе это говорю? Ты всё равно, когда приедешь — узнаешь, а я не хочу, чтобы между нами возникло непонимание. Ты сам мне советовал так поступать. Контроль и учёт, помнишь?
— Конечно, помню, государь. И ни сколько на тебя я не в обиде. Это только работа. Служба — превыше всего. И подсудность.
— Ну да, ну да… Ты мне много помог. Одному бы мне было сложно пережить эту смуту, что после собора едва не началась. Твои казаки справились с усмирением московского восстания.
— Москва — это ерунда, — махнул я рукой. — Теперь надо ждать в другихгородах. Я почему и еду на Волгу, чтобы удержать там бунтовщиков, а если будет нужно, то ударить им в спину.