— Да-да… Я помню. Ты говорил.
Царь обнял меня.
— Помни, что я тебя люблю, как брата, — сказал государь.
— Не дай Бог, — подумал я, вспомнив «любовь» брата Ивана Васильевича Грозного к брату Владимиру Андреевичу Старицкому.
— Помню, государь, — смиренно проговорил я.
В Ярославле я немного задержался. Шла перестройка моей усадьбы. Часть моей земли оставалась не используемой. Здесь раньше жили три семьи и жили на широкую ногу, а у меня семейная жизнь пока не ладилась. Поэтому я приказал вместо отдельно стоящего терема Надеина Старшего, возвести церковь.
Надо сказать, что весь Надеиинский участок составлял более гектара. Это если считать с береговой линией, длинной в девяносто и шириной в пятнадцать метров. Плюс береговой откос, где я встроил холодные склады. В Ярославле мне удавалось жить наездами, и одному мне хватало бы маленького домишки, но приходилось содержать особняк, ибо «негоже» такому уважаемому человеку прозябать в убогой домине.
Почти всю территорию я использовал под склады и амбары. Торговля шла полным ходом уже даже не завися от меня. Товар транзитом шёл из Персии в Ярославль и далее в Голландию или в Англию. Я же выступал, по сути, перевозчиком, посредником и гарантом между иноземными купцами, а потому пошлину платил минимальную.
Иногда, когда я видел пришедший торговый караван по Волге-реке из Астрахани, или посуху из Архангельска, мне слышался звон падающих в мой сундук золотых монет. Управлялись с товаром голландские купцы, состоящие у меня на службе. Они заправляли моей торговлей и не «путали свою шерсть с государственной», вставляя в мой товарно-денежный оборот свои деньги и товары. Я позволял. Мне приходилось только сверять расходные книги, что я и делал два раза в год, катаясь по Волге и по Каспию «туда-обратно».
Расставание с женой прошло, как прощание Шурика с Ниной в «Кавказской пленнице», когда он её похищал.
— Прощайте-прощайте, — сказала мне жена, не открывая спросонок глаза. Я, по привычке, уезжал затемно.
Это: «прощайте-прощайте», так и звучало у меня в ушах, когда бы я только не задумался. Да-а-а…
— Чёрт! — ругнулся я на воспоминание, пнув какую-то ржавую скобу, торчавшую из-под мелкого галечника.
Я броди по фундаменту разобранного терема, переходящему в подвал. Как оказалось, у подвала имелось три входа. Вернее, один, примерно пятиметровый лестничный спуск, заканчивавшийся тремя высокими, примерно трёхметровыми, дверьми. Сейчас строители, обстукивая стены, исследовали подвал на предмет сохранности фундамента и возможности установки на него каменного сооружения.
Ржавая скоба звякнула, стукнувшись о камешки, и вернулась на место, словно была прикреплена к шарниру. Я вздёрнул левую бровь и нагнулся. Скоба оказалась кольцом, вдетым в проушину, а рядом под камешками просматривались доски.
— Крышка люка? — подумал я.
Ещё недавно над этой площадкой лежал деревянный пол и это мог быть запасной люк в подвал. Сердце тревожно забилось в ожидании таинственного открытия. В буквальном, хе-хе, смысле слова.
— Никитка! — окликнул я парня из рабочих. — Ну, ка, подь сюда!
У Никитки в руках имелось кайло.
— И ты Андрюта возьми лопату и расчисти тут.
Я потопал ногой рядом с кольцом, и услышал гулкую пустоту. Расчистили место вокруг кольца, и оказалось, что это не крышка люка, а крышка большого сундука. Второе кольцо нашли на расстоянии примерно метра от первого.
Откопали. Вынуть сундук из ямы не смогли. Смогли только немного пошевелить. Открыть не смогли. Сверху в крышке имелся врезной замок, прикрытый задвижкой, приделанной к одному из колец. Я вспомнил, что мне «по наследству» досталась связка ключей от подвала, которая сейчас была в руках у управляющего поместьем Юргена Берга, стоявшего не далеко от спуска в подвал. Я поманил его пальцем и забрал связку. Нашёл нужный ключ. Загнал всех и Берга в подвал. Казаков с помощью сотника расставил в каре. К месту раскопок уже стали стекаться зеваки из числа работников усадьбы и складов. Открыл сундук. Вздохнул и покачал головой. Вот они деньги, похищенные Светешниковым. Вернее — мягкая рухлядь, которую он переложил на деньги.
Сундук был полон серебряных «копеек»[1].
— Это я удачно здесь задержался, — подумалось вдруг. — Правду говорят: «Не везёт в любви — повезёт в картах».
Не знаю, почему мне казалось, что мне не повезло в любви? Потому, что Дуняша не проявляла инициативы? Потому, что постоянно прятала от меня глаза? Отвечала односложно? Не проявляла интереса ни к учёбе, ни к бухгалтерии, ни к истории государства Российского и политику, в которую я её пытался вовлечь? А от торговых книгона просто отшатывалась, как от чумного одеяла.