Выбрать главу

Я вспотел ещё больше. Как ни пытался, а к косноязычию я себя так и не приучил.

— Ну, кхе-кхе, не так, конечно, правильно, как ты, но очень похоже. Не ты ли это пишешь?

Тут я совсем обомлел.

— Надо же как просто! Бац! И ты на плахе у палача. Или на дыбе… Сначала на дыбе, потом четвертуют, и всё. Исторический парадокс с тем же самым концом.

— Конечно я, государь. Кому же как не мне этим есть время заниматься. Главное что если ещё знать, где этот внук и кто он? Ты не знаешь?

Государь, открыв рот, покрутил головой.

— Вот и я не знаю.

— Ты шутишь? — спросил государь.

— А ты? — спросил я.

— Я шучу, — сказал государь.

— И я шучу, — сказал я. — Но твои шутки очень плохо пахнут. Впору портки менять.

— В смысле? — не понял моего чёрного юмора царь.

— Проехали, — не стал я уточнять.

Тут до царя, вроде, шутка дошла и он улыбнулся.

— Ищут? — спросил я.

— Ищут, — ответил царь. — В Симбирске розыск провели всех тех, кто уехал перед этим письмом. Всех пытали. Остался только ты. Там не много людишек проезжало.

— Будешь пытать? — спросил я.

— А надо? — улыбнулся царь.

— Мне — точно не надо, — дёрнул плечами я, — а вот тебе — не знаю.

Алексей посмотрел на меня испытующе, пососал уголок рта, цыкнул им и сказал:

— Знаешь, если бы это был ты, мне бы было бы легче.

— Если бы я был кем? — спросил я, мысленно офигевая.

— Ну… Этим… Внуком Василия Шуйского. Наследником моего престола.

— Ага… Я уже одним наследником престола был, — пробормотал я, стараясь спрятать глаза. Мне отчего-то стало так стыдно, что я чувствовал, как у меня «горит» лицо, уши и даже тело. Давление крови у меня сейчас скакнуло, наверное, до двухсот единиц.

Я промолчал.

— Чего молчишь?

— А что тут говорить? Спросить хочется.

Царь скривился.

— Спроси.

— Почему, если бы я был внуком Шуйского, тебе было бы легче?

Алексей Михайлович посмотрел на меня, поставил на стол бокал прозрачного тонкого стекла со светлым креплёным вином, типа портвейн.

— Ну-у-у… Тебе ведь власть не нужна, как я понимаю. Тебе хочется и нравится заниматься торговлей, выращиванием картофеля и подсолнухов, ловить рыбу, охотиться… Правильно?

— Ну-у-у… Правильно, но не совсем. Мне нравится власть и нравиться править. Но только там, где от меня что-то зависит.

— Например, — на Ахтубе? — уточнил царь.

— Да! Например, — на Ахтубе. Там все делают то, что я сказал и так, как я считаю правильным. Даже церковники. А править там, где с тобой спорят, извиняюсь, до усрачки, а потом — «царь решил и бояре приговорили»… Это я про твой престол, если что…

— А почему, тогда письма появляются, — спросил царь, — если ты не хочешь моего престола?

— Значит, — это кому-то надо. Кому-то надо на меня тень навести, потому и под меня писано.

Всё шло совсем не по моему сценарию, и я прямо телом чувствовал, как срываюсь, соскальзывая в пропасть.

— Значит это, всё-таки ты? — спросил государь.

У меня перехватило горло и сказать я ничего не смог. Однако прямо посмотрел царю в глаза. Царь вздохнул.

— Я так и думал, — сказал он — Ведь это ты учил меня составлять «логические цепочки». Я много сидел над докладами, кои касаются тебя. Твоих и про тебя… Ночи на пролёт я складывал слова и когда прочитал, что ты, едва приехал в Москву, будучи вызванным моим батюшкой, встретился с князем Лыковым, то всё понял.

— Что ты понял? — чуть охрипшим голосом спросил я и откашлялся. — Кхым-кхым.

Я судорожно обдумывал пути отступления. Да, какого, нафиг, отступления? Бегства! Но окидывая мысленным взором обстановку, понимал, что через вооружённую охрану мне, безоружному, не пробиться. Если только разбить стекло оранжереи?

— Понял, что ты не мог не посетить крёстного своего отца. Как он, кстати, себя чувствует? Не болен ли?

— Не болен. Хорошо себя чувствует.

— Сколько ему сейчас лет, Тимофею Васильевичу?

— Кхым-кхым! — откашлялся я снова. — Тимофей Иванович он.

— Ой, только не надо меня дурачить. То, что ты случился там, где появилось письмо подмётное, это стало последним осколком. Помнишь, как мы собирали с тобой мозаику, что привезли мне из Рима? Мадонну с младенцем. Ох и славная картина, хоть ты и назвал её латинской ересью. Помнишь?

— Помню, — сказал я хмуро.

— Так вот… Ты прав в одном, кто-то, кто знает эту историю про внука Василия Шуйского, хочет тебя спровоцировать на действие. Ты не хочешь, а кто-то сильно хочет и думает, что ты забоишься, что я всё пойму, и поднимешь своих казаков. А ты, видишь, какой хитрый! Ты главного наследника, отца своего, спрятал так далеко, что я не достану, да? Да и войско у него сейчас, мне доложили стотысячное? Да за тобой ещё тысяч десять казаков поднимется, ежели тебя тронуть. Да другие казаки, ты сам пишешь, уже готовы подняться. Ты мне, что цугцванг[1] приготовил? Куда ни кинь, всюду клин? Ха-ха…