Теперь же, как мне сказал сегодня утром Милославский, попытки собрать на лобном месте толпу и «выкрикнуть» царём Алексея Алексеевича, успехом не увенчались. Тут же нашлись доброхоты', которые выкрикнули ещё две кандидатуры: Морозова Мишку и Шуйского Михаила, внука Шуйского Василия. Когда Милославский об этом рассказывал наследнику престола, Алексей едва не подавился постным щами.
Откашлявшись, он положил на стол ложку и поднял на меня глаза, до краёв полные слёз, и было совсем не понятно, от чего те слёзы, то ли от кашля, то ли от обиды.
— Шуйского, говоришь? — переспросил Алексей. — Ну-ну… И кто же его выкрикивал? Много людей?
— Много, государь, — тоже нахмурясь, проговорил Милославский. — Знать бы кто это такой, Мишка Шуйский, да голову б ему открутить.
— Открутить, говоришь? — спросил и хмыкнул, скривив губы Алексей. — Ну-ну… Как бы он нам сам не открутил. Да, Степан Тимофеевич?
— Не открутит, — скривился Милославский. — В такой крепости сидим…
— Ага! — нервно почти выкрикнул Алексей. — Крепкая крепость! Трудно её взять! А ещё труднее выйти из неё! Да, Степан Тимофеевич?
— Хочешь выйти? — спросил я и добавил спокойным голосом. — Не советую. Там сейчас, Илья Данилович сказывал, народ буйствует. Москву грабят и жгут основательно.
— Зачем мне в Москву? Я бы в Белозёрский монастырь уехал. Поедем, князь? — Обратился Алексей к Милославскому.
— Как можно, государь? Сейчас тут решается судьба престола Московского. Среди самозванцев ты главный и взаправдашный наследник. На то есть воля царя Алексея Михайловича.
— Да, кому нужна его воля⁈ — вскрикнул Алексей, так двинув стол ладонями, что тяжёлая столешница качнулась от него, наклонясь, блюда с едой сдвинулись, а серебряная супница опрокинулась. Благо, что все едоки сидели одним рядом и горячее варево никого не обварило, но стол был испорчен, как, впрочем, и сама трапеза. Царь раздражённо выбрался из-за стола и убежал в свою опочивальню, выкрикнув:
— И не ходите за мной никто! Видеть никого не хочу!
Мы тогда перебрались с «ближними думцами» в мою трапезную и продолжили неожиданно прерванный только что начавшийся обед.
— Вредно за обедом обмениваться новостями, — сказал я глубокомысленно и не обращаясь ни к кому конкретно.
— Так он же сам спросил: «Что твориться в Москве?»! Я и сказал!
Милославский был испуган.
— Он, порой, как и Алексей Михайлович, такой бывает вспыльчивый…
— А помните, как государь, царство ему небесное, Шереметьева за бороду оттаскал? — спросил князь Долгорукий.
— А тебя, как он лупцевал, помнишь? — спросил Милославский кривясь.
— Когда? Не помню… — сделал удивлённое лицо Долгорукий.
Матвеев, задумчиво ковыряя, кашу из «моей» кукурузы, обильно сдобренную конопляным маслом, сказал сакраментальную, на мой взгляд, фразу:
— Терзают меня смутные сомнения, товарищи, что Алексей Алексеевич легко на трон взойдёт. Я и от Алексея Михайловича слышал про наследника Шуйского Михаила. А тут оно вон оно, что… Выкрикнули царём… Так и что, Илья Данилович? Чем дело сверсталось?
— Хе-хе! — хохотнул Милославский. — Да, ни чем! Побоищем кровавым! Хорошо, хоть просто на кулачках! Но нашим вломили крепко! Да и Марозовским!
— Значит больше Шуйских крикунов было? — удивился Долгорукий.
— Да, кхе-кхе, не то, чтобы больше, но какие-то они боевитые все. Одеты, как простой работный, или крестьянский люд, а ухватки бойцовские. Сразу видно, что не просто так пришли.
— А наши, значит, просто так пришли? — хмыкнул Матвеев.
— И наши не просто так пришли, да не абы кто. Помним мы времечко смутное. Как казаки с Дона Михаила Фёдоровича на трон поставили. Вот и сейчас мне показалось, что уж больно тот люд на казачков донских похож. Ни знаешь ничего про то, Степан Тимофеевич?
Я поморщился и положил ложку и вздохнул.
— Говорю же, после обеда на такие темы говорить надо.
Снова вздохнув, продолжил.
— Про казаков я уже докладывал. И Алексею Алексеевичу, и вам. Ещё по лету говорил, что многие недовольные казаки на Дону собрались. И что готовы идти на Москву веру старую защищать, тоже говорил.
— Гхэ! — кашлянул князь Трубецкой, привлекая к себе внимание. — Слышали мы от государя Алексн=ея Михайловича, про сии воровские дела и ещё по лету отправили войска, дабы перекрыть пути дорожки с Дона, Донца на Москву. Ни один, даже малый отряд, далее Воронежа пройти не сможет. Да и лазутчики, что на Дон ушли, не шлют гонцов. Значит сидят казаки на Дону смирно.