— Значит нашли они другие пути-дороженьки на Москву. За то время можно было бы и со стороны Смоленска зайти. Или по Киевско-Московскому тракту пройти. Васька же Ус уже ходил на Москву. То, полагаю, разведка была. Теперь они другим путём пошли. Через Калугу.
— И из Калуги не было гонцов. Фёдор Григорьевич Ртищев оповещён о казаках, — сказал Долгорукий. — Он у меня в полку в Дубровне служил. Добрый воевода. Не должен пропустить.
— Там Кремль худой, — покрутил головой Милославский и продолжил задумчиво. — Сколько раз ту Калугу жгли и разоряли… Там и засечной черты-то совсем нет. Стороной обойти город легко можно.
— Летом там не пройдёшь, — буркнул Долгорукий.
— Так уже и не лето, — хмыкнул Милославский. — Давно не лето.
— Любой отряд далее Калуги обнаружат разъезды, — настаивал на своём Долгорукий.
— Да, тут они, как ты не понимаешь⁈ — вспылил Милославский. — Что я казаков не видел. То я пугать Алёшку не хотел. Точно они! Точно пришли своего царя на трон ставить.
— Да, ну какого царя, Илья Данилович? — морщась, как от зубной боли, проговорил Шереметьев. — Какой-такой Михаил Шуйский? И что он за царь? Про Тимошку Шуйского, сына, мы слышали. Сколько их на дыбе сгинуло? Четверо? Ещё и пятого нашли?
— То — внук его. Алексей Михайлович сказывал. Подмётные письма долго ходили.
Так на обеде ни к какому единому мнению т не пришли, хотя спорили ещё долго. Но спорили, в основном, трое-четверо. Остальные думцы, уминали мои овощи: картофель, огурцы-помидоры, как свежие, собранные буро-зелёными, так и солёные, бочкового посола. Особенно мне нравились бочковые зелёные помидоры. Для себя я уже консервировал огурцы-помидоры в стеклянных банках с уплотнёнными гутаперчей стеклянными же крышками, прижатыми пружиной. Но это только для себя. Не все банки оставались герметичными.
И вот, стоим мы на привратной башне, смотрим на крёстный ход и офигеваем. Все натурально, я — старательно делаю вид, удивлен не меньше товарищей. Наверное то, что я не пытался Алексея «успокоить» или как-то «сторожить», повлияло на наши с ним отношения.
После обеда я, как полагается русскому человеку, прилёг отдохнуть, переобувшись, на всякий случай, в лёгкую кожаную обувь с мягкой подошвой, типа борцовок. Это чтобы не застали меня вороги босым. Но вторую часть сознания оставил «включённой» бдить. Оно так и работало у меня в двух режимах, как при Стёпке. Эх, скучно мне было без него и одиноко…
Вот после полуденного сна и пришёл ко мне царевич.
— Тук-тук, — сказал он, натурально стуча в мою дверь чем-то твёрдым, но не распахивая её.
Это был точно голос наследника, а не охранников, которым я велел никого не впускать. Я уже не спал, переоделся и переобувался. Разоружить моих казаков они бы вряд ли сумели бесшумно, а шума я не слышал, а потому спокойно спросил, чуть усмехаясь:
— Кто там?
— Наследник престола Алексей Михайлович! — громко сказал кто-то из казаков.
— Впустите!
Дверь не распахнулась, а приоткрылась на длину цепочки, давая возможность пройти одному человеку, а не толпе.
— Как у тебя всё строго, — сказал, входя и хмурясь, наследник.
— Извини, Алексей, надену сапоги, — сказал я, наматывая портянки. На войне и зимой я предпочитал свободные сапоги. А теперь имелось и то, и другое.
Наследник проследил за моими манипуляциями и проговорил:
— А я так и не научился наматывать.
— А тебе зачем? — удивился я. — Ты наследник престола.
Алексей непонимающе уставился на меня.
— Ну, чего так смотришь? — хмыкнул я. — Тебя и растили, как наследника. Я вот о чём. А мне пришлось и босиком побегать, и без седла поскакать, и водицы из болотца похлебать, и кровушкой своей, и чужой умыться. Потому и могу я больше, чем ты, и знаю больше, чем ты.
— А потому и царём будешь лучше, чем я, — прошептал Алексей.
Я посмотрел на него и скривился.
— Веришь, нет? Не хочу я быть наследником престола, но так уж сложилась моя жизнь. Родителей не выбирают. А вот становиться царём, мне уж точно не по нраву.
[1] Мир — здесь — елей, которым «мазали на царство» русских царей. В первом случае слово «мир» используется в смысле — «общество».
Глава 28
— Не по нраву? Так откажись от престола, — «хитро» прищурившись, проговорил Алексей. — Скажи миру, что «не по нраву мне царский престол».
От неожиданности я даже хмыкнул. Почесал правой рукой сначала бороду, потом двумя руками затылок…
— Что-то зарос я, да? — спросил у царевича. — А ты будешь бороду отпускать, или, как отец твой, безбородым ходить станешь?