Чувствуя перевес на своей стороне, казачата, окружив чужака, уверенно и жестоко наносили ему удар за ударом веслами. Стенька и сам беспричинно недолюбливал пришлых ободранных попрошаек, бродивших от одного куреня к другому с плаксивыми жалобами и причитаниями.
– Тю-у-у! Стенька! С колом! – крикнул Юрка. – А ну, заходи от реки. Дай ему по башке, да покрепче!
Вся бывшая до этого злость на предателей разгорелась в Степане.
– Ну-ка, пятеро на двоих! – кинул он вызов в лицо обалдевшим от неожиданности казачатам и внезапным ударом выбил весло из рук Юрки...
Одним скачком оказался Стенька рядом с московским бродягой и стал с ним плечом к плечу.
– А-а, ты Дон продавать? Казаков продавать, гадюка! – выкрикнул Юрка.
– Переметна сума! Изменщик! – кричали ребята, кидаясь на Стеньку.
– Колоти переметчика, братцы!..
Но, несмотря на задор, они под натиском ободренного неожиданной помощью «москаля» и разозленного Стеньки начали уже отступать в кусты ивняка. Как вдруг, – Степан не успел защититься – кто-то ударил его ребром весла по лбу. Кровь залила лицо.
– Побе-еда-а! Ур-ра-а! – торжествующе крикнул Юрка, и остальные все подхватили его клич.
Не замечая ударов и боли, с залитым кровью лицом, Стенька с такой стремительной яростью кинулся на ребят, в глазах его было столько свирепой решимости, что те в смятении побежали спасаться на кручу, в кусты.
Стенька рванулся преследовать беглецов, но товарищ схватил его за рубаху.
– Сигай в чалнок, в чалнок! – крикнул он и подтолкнул к воде Стеньку.
Степан прыгнул в ближайший челн. Бродяга толкнул челн от берега и тоже вскочил за Степаном... Им вдогонку летели камни, раздавались крики и свист казачат, оставшихся на берегу и снова почувствовавших себя победителями.
Сильными взмахами весла Стенькин новый товарищ выгнал челн к середине Дона.
– Как тебя звать? – спросил Стенька, склонясь к воде и обмывая с лица кровь.
– Сярежка, – отплюнувшись кровью, ответил бродяга.
– Рязанских зямель? – передразнил его Стенька, узнав по говору. – За что на тебя напали? – спросил он.
– За рыбну снасть. Рыбу хотел покрасти... Не явши два дни, и рыбачить нечем. Хотел наймоваться в работу – никто не наймует, а христарадничать мочи нет...
– Греби туды, к острову, – решительно сказал Стенька. – Правей бери, к вербе, сейчас я тебя накормлю...
Ловко поймав ветку вербы, Степан подтянулся к стволу, за который у самой воды была привязана им веревка от снасти. Приготовясь тянуть тяжелую, полную рыбы сеть, он чуть не плюхнулся в воду, когда выдернул куцый конец обрезанной бечевы. Хмуро и вопрошающе взглянул он на товарища.
Бродяга, поняв по взгляду Степана, в чем дело, и как бы снова готовясь к драке, покрепче перехватил весло.
– А ты не больно лезь, знаешь! – ощетинился он. – Я в заступу тебя не кликал. И тебя побью, коли станешь...
Степан ничего ему не ответил и опять наклонился к воде, чтобы смыть с лица все еще льющуюся кровь.
– Слышь, Стяпанка, я ловок мырять в воде, уж я твою сеть разыщу, – сказал смущенный Сережка.
Он живо скинул с себя все до нитки.
– Держись! – крикнул он и, наскоро перекрестившись, скакнул с челна в воду...
Беглец из рязанских земель
Новый товарищ Стеньки был рассудительный и спокойный. Взращенный не на казачий лад, не знавший гульбы и забав, он не привык есть даром свою краюшку, не умел лежать на боку без дела, и когда Стенька поселил его у себя, – на дворе Тимофея начало все приходить в порядок: Сергей почистил конюшню, нарезал нового дерна для крыши и починил плетень. Ему всегда хватало работы: то он очищал колодец, спустившись в него на вожжах, то зашивал изношенную ездовую сбрую, конопатил челн или штопал все-таки пойманные им в Дону рыбацкие сети.
Соседи Рази, увидев работу Сергея, стали его звать к себе для таких же дел. И с какой-то угрюмой застенчивостью Сережка принес из своего первого заработка новые чеботы матери Стеньки и пряничного петуха для Фролки.
– Ты, чем дары-то дарить, прежде лапти сменил бы на сапоги. Ведь срам товарищем звать: в лаптищи твои все перстами тычут! – сказал ему Стенька.
– И то ведь! А мне и никак не в розум! – воскликнула Разиха.
Она пошла в клеть, порылась в ларе и внесла для Сергея столетней давности и небывалой крепости громадные сапоги Тимофея.
– Примерь-ка.
– Вот так обу-ужа! – почтительно удивился Сергей, натягивая пудовый сапог. – Небось с Ильи Муромца, что ли, по плоте дубовых!..
Левый глаз Сергея был покрыт мутно-белесой пленкой и ничего не видел.
За несколько недель Степан только и узнал от нового друга, что у него под Рязанью остались мать и сестренка. Но однажды, уже осенью, Сергей обмолвился, невзначай сказав, что вместе с женой косил сено.
– Аль ты женат? – оживился Стенька, польщенный тем, что его лучший товарищ – уже совсем взрослый и даже женатый парень.