Итак, ворота заложили кирпичом, татарскую слободу у речки Кривуши сожгли, митрополит предложил выпустить воду из прудов (своих и Прозоровского) на солончаковые поля: Астрахань превратилась в остров. Также митрополит устроил крестный ход. (Наживин: «Конечно, все усердно молились — даже те, которые ждали казаков с нетерпением: молитва никогда не мешает...») Готовились и стрельцы Красулина — ждали только сигнала, чтобы подставить нападающим лестницы и впустить их в город...
У Разина тоже готовились. А. Н. Сахаров: «Проходили астраханцы через военную суету казацкого стана, дивились на великое множество ратных людей, а потом ещё больше дивились на самого атамана. Принимал их Разин как своих близких друзей, угощал из стоявшего рядом бочонка вином — сам же не брал в рот ни капли, — просил рассказать про все астраханские беды и, когда говорили астраханцы, как мучает боярин жителей, как насильничает над ними и позорит их, в ярости принимался топать ногами, кричал: “Ах, мясники! Ах, мясники этакие!”». (Чапыгин: «Разин встал, и есаулы тоже. Всем налили ковши водки, атаман поднял свой ковш над головой:
— Бояра крест целуют, когда клянутся, мы же будем клятву держать, приложась к ковшу!»)
Думается, пить Разину было некогда, но и болтать с астраханцами — тоже (да и выйти из города почти никто не мог). Двое перебежавших в разинский лагерь ранее — посадские жители Лебедев и Каретников — нарисовали план крепости, указав наиболее уязвимые участки; по их совету казачья флотилия прошла по Болдинскому протоку, который окружал Астрахань с востока, затем по протоку Черепахе и по Кривуше, огибавшей юг города; крепость была взята таким образом в полукольцо.
Вечером 21 или 24 июня (по большинству источников — 21-го, но это противоречит показаниям Бутлера о том, что 22-го приходили парламентёры) начался приступ. Основные — как казалось — силы казаков подошли со страшным шумом со стороны центральных Вознесенских ворот; туда бросились и Прозоровский с братом, и прочее военное начальство, и Бутлер, и другие иностранные военные; стрельцы и пушкари взобрались на стены. Из документов совершенно неясно, был ли там бой или хотя бы имитация боя. (Общее количество погибших при штурме города и в уличных боях составило всего лишь 345 человек, как пишет А. Попов).
В это самое время на южной стороне крепости начался мятеж; стрельцы и горожане ставили лестницы, подавали руки казакам. Бутлер описал столкновение между полковником Бейли и подчинёнными ему солдатами — те ранили его и угрожали убить. В какой-то момент предположительно прозвучали пять выстрелов из пушки — обговорённый заранее сигнал к всеобщему мятежу. Костомаров: «Вслед за роковым сигналом астраханцы (молодшие люди, то есть чернь и бедняки) с яростным криком бросились бить дворян, детей боярских, пушкарей, людей боярских, и кто-то, неистовый, налетел на князя Прозоровского и ударил его копьём в живот: князь упал с лошади. Верный старый холоп схватил его, пробился с ним сквозь разъярённую толпу, унёс в соборную церковь и там положил на ковре. Брат воеводы, Михаил Семёнович, погиб близ стены от самопального выстрела. Всё кругом разразилось изменою; стрельцы величали батюшку Степана Тимофеевича».
Казаки почти без боя взяли Земляной город и Белый город; оставался только кремль. На приступ опять пошли с двух сторон; одну часть войска вёл Разин, другую — Ус. Сопротивление оказывали отряды иностранных наёмников — не то чтобы они были бо́льшими патриотами Руси, чем русские, но, во-первых, привыкли подчиняться дисциплине, во-вторых, вероятно, слышали, что разинцы иностранцев за редким исключением не щадят. (Стрейс: «...разбойник сильно озлоблен против немцев, ибо они проявляли наибольшую стойкость и наносили ему наибольший ущерб в битвах»). Фабрициус пишет, что в одном из городских кварталов голландский отряд держал оборону несколько часов, пока не был перебит весь; якобы голландцы уничтожили более тысячи казаков. Он же: «Персы, как посольские, так и торговые люди, укрылись в одной из башен и храбро защищались, перестреляли несколько сот казаков, а когда им не хватило пуль, они стали стрелять монетами, так что впоследствии лекари вырезали из воров много монет. Под конец из-за недостатка пороха и свинца пришлось сдаться и персам. Стенька даровал им жизнь». Так же говорит и Бутлер: «большая часть персов была оставлена в живых» — причём выжил даже один голландец, лицом смахивавший на перса. Однако в цитированной выше челобитной персидских купцов говорится, что Разин «шахова величества людей многих побил» (а также отнял посланную царю казну и подарки).
6 мая 1676 года Фабрициус был допрошен в Посольском приказе (Крестьянская война. Т. 3. Док. 130) и сказал: «Как он во прошлом во 178-м году изменою вор и богоотступник Стенька Разин со товарыщи Астрахань взяли, и в то время он, Лодвик, с отцом своим по указу великого государя гранатного дела с мастером с Павлом Рудольфом у гранатного дела был». На самом деле он был среди атакующих — неизвестно, впрочем, принимал ли лично участие в городских боях. Но пушки-то, похоже, он казакам настраивал и «гранатному делу» их учил...
Видерос, по словам Бутлера, был убит своими же солдатами. Костомаров: «Долее всех сопротивлялись люди черкесского князя Коспулата Муцаловича, природные черкесы с двумя русскими, всего девять человек. Наконец, выбившись из сил и истратив весь порох, они бросились из башни за город, но их догнали и изрубили». Раненый Прозоровский с митрополитом, боярами и чиновниками запёрся в соборе, который охраняли некоторые оставшиеся верными стрельцы, в частности, стрелецкая полусотня во главе с пятидесятником Ф. Дурой. Преодолеть столь жалкое сопротивление было нетрудно; Дуру и часть осаждённых убили, остальных связали и посадили около городской стены. Было уже утро. Астрахань пала.
Дальнейшая последовательность событий не вполне ясна. По одним версиям, Разин прежде всего переговорил с персами и потребовал от персидского посланника написать шаху, что предлагает обменять астраханских персов на русских (или, во всяком случае, казацких) пленных; по другим, сперва всё-таки были казни, а остальное потом.
По рассказу П. Золотарёва, который приводит А. Попов, на городском круге было приговорено к казни 66 человек. (Нередко пишут о 441 казнённом, но это ошибка: у Золотарёва это количество получилось вместе с убитыми с обеих сторон в городских боях; он также сообщает, что все они были захоронены в одной могиле у Троицкого монастыря). Кого именно казнили? Фабрициус: «Когда они стали хозяевами города, они всё разорили и разграбили, а затем свалили в кучу, чтобы позже разделить между всеми. В этом побоище многие хорошие люди разного звания, как иностранцы, так и русские, были безжалостно убиты, замучены до смерти, повешены кто за ноги, кто за рёбра». Бутлер: «Его [Прозоровского] младший подьячий и другие начальники, или офицеры, большие и малые, были перебиты или сброшены в воду». Костомаров сообщает, что казнили, в частности, тех гонцов, которых Прозоровский посылал на Терек за подмогой.
По показаниям на допросе «гулящего человека Савки Онофреева» (Крестьянская война. Т. 3. Док. 208. 26 июля 1672 года), Разин «товарищев ево [Прозоровского] и дьяков и дворян и голов велел побить». По «расспросным речам» воронежца Т. Севастьянова в Разрядном приказе 13 августа 1670 года (Крестьянская война. Т. 2. Ч. 1. Док. 8), «которые в Кремле сидели и с ним бились, всех порубил»; «а которые были в Астарахани купецкие люди тезики [купцы из Средней Азии; общее название любых восточных купцов], тех всех побил». Видимо, не всех, раз они потом просили возмещения убытков; это подтверждают показания в Тамбовской приказной избе тамбовца И. Павлова (Крестьянская война. Т. 2. Док. 9. 15 августа 1670 года): «...а которые де астараханцы и тезики с ним, Стенькою, не бились, и тех он не побивал».
Из фигур самых заметных казнён был, вероятно, лишь один человек (иначе нашлись бы хоть какие-то упоминания об иных, как упомянут убитый в бою брат воеводы). Помните, мы читали записанную Якушкиным сказку о шубе, которую отнял у Разина воевода, и недочитали? Вот её окончание. После того как Разин сказал: «На своём стружке обижать тебя не стану: ты мой гость; а я сам к тебе, в твои палаты, в гости буду!»: «Воеводу отвезли на берег; не успел он ввалиться в свои хоромы, как Стенька Разинь, с своими молодцами козаками-атаманами, нагрянул на Астрахань. Приходит к воеводе Стенька. “Ну, говорит, воевода, чем будешь угощать, чем подчивать?” Воевода туда-сюда... А Стенька Разин: “Шкура мне твоя больно нравится, воевода”. Воевода видить — дело дрянь, до шкуры добирается!.. “Помилуй, говорит, Степанъ Тимофеич, мы с тобой хлеб-соль вместе водили”. — “А ты меня помиловал, когда я просил тебя оставить мне заветную шубу? Содрат с него с живаго шкуру!” — крикнул Разин. Сейчас разинцы схватили воеводу, повалили наземь, да и стали лупить с воеводы шкуру, да начали-то лупить с пяток!.. Воевода кричит, семья, родня визг, шумъ подняли. А Стенька стоит да приговаривает: “А говорил я тебе, воеводе, шуба наделает шуму! Видишь, я правду сказал — не обманул!” А молодцы, что лупили с воеводы шкуру, — знай лупят да приговаривают: “Эта шкура вашему батюшке Степану Тимофеичу на шубу!” Так с живаго с воеводы всю шкуру и содрали! Тут кинулись разинцы на Астрахань; кто к ним не приставал — побили, а дома их поразграбили, а кто к ним пристал, того волосом не обидели».