— Трясусь, — согласился я. — А ты бы не трясся? Но я трясусь, а ежели надо будет, я махну. Веришь?
Я посмотрел в глаза воеводе. Василий Андреевич с улыбкой посмотрел сначала на казачьи струги, потом на меня.
— Ладно, убедил, красноречивый, — сказал и ещё больше улыбнулся он. — Прости моего служивого, Степан Тимофеевич.
— Ну, что ты, княже? — простонал сотник. — Знамое ли дело, чтобы ты перед каким-то сиволапым винился?
— Этот сиволапый, как ты говоришь, Фёдор Иванович, через десяток лет атаманом казачьим станет. И ежели он сейчас такой, то каким он тогда станет?
— Кто же ему даст, стать атаманом-то? — буркнул сотник.
— Дурак, ты, дурак, Фёдор Иванович, — вдруг сказал Горчаков, качая головой. Он вдруг пожалел, что взял Головаленкова в стрелецкие головы.
— За княжьим столом сиживал когда-то? — спросил Горчаков.
— Нет, — ответил я за Стёпку. — А он чем-то отличается от казацкого? У нас на Дону в лесах зверьё не пуганное, рыба в пример лучше Московской, кореньев сладких и ягод на кустах и деревах видимо-невидимо. Так и чем княжий стол лучше казачьего?
Я открыто усмехался.
— Но от твоего стола не откажусь, князь-воевода Фёдор Андреевич.
И тут я поклонился, едва ли не в пояс.
— Экий ты… перец, — со смешанными чувствами непонятно высказался воевода. — Вроде как обидел, а обижаться не хочется. Мастак-мастак, словеса плести. Совсем меня запутал.
— Чёрт он, или колдун, — буркнул сотник. — Задурил нам головы.
— Ты про себя, Фёдор Иванович, говори, да не заговаривайся. А ты, Степан, ступай к отцу и вместе приходите.
— Обмоемся, приоденемся и придём, — сказал я, чем ещё больше смутил воеводу.
— Об чём толковали с воеводой? — спросил Тимофей Разин. — Это же воевода там стоял на коне?
— Воевода и сотник евоный. А толковали? Звали отобедать с ними. Тебя же пригласили?
Тимофей нахмурился.
— Меня-то пригласили, а вот ты-то тут при чём? Мал ещё на пирах сиживать.
— Княжата сиживают с двенадцати лет, а мне уже тринадцать, — горделиво сказал я.
— Тринадцать? А ведь верно! Так то княжата!
— А чем казак хуже князя? Такой же свободный человек.
— Такой же? — Тимофей вылупился на сына. — Ха! Точно! Такой же! Прав ты, Стёпка! Ха! Так пригласили тебя к воеводиному столу, говоришь? Чем ты так понравился князю?
— А я с него виру потребовал, — сказал я пожав плечами.
— Ви… Кхм! Виру? — спросил, поперхнувшись, Тимофей. — С воеводы? Очумел?
— Сотник его ударил меня нагайкою. Вон, смотри.
Я показал на кровоподтёк на плече.
— А я пригрозил написать царю жалобу.
— Царю⁈ Жалобу⁈ Точно сдурел! Ты и писать не умеешь!
— Как не умею? Умею!
Тимофей выпучил на меня глаза.
— Кто тебя выучил?
— Сам выучился.
— Побожись!
— Ей Богу! — сказал я, и чуть было не перекрестился, но вовремя вспомнил, что в семействе Разиных сие принято не было.
— Ладно, потом проверю. Сказывай дале.
— Ну, вот… Воевода тоже сильно удивился, что я писмом владею…
— Ещё бы, — хмыкнул Тимофей.
— Ага… И мы поговорили ещё немного, я его убедил и он меня пригласил вместе с тобой.
— Чем же он так к тебе расположился, а не отсёк тебе твою дерзкую голову?
— Я ему сказал, что если только махну рукой, так вы из пушек ударите. И он испужался. Вы ведь были готовы палить?
Стёпка, то есть я, посмотрел в глаза Тимофею. Тот смутился, но по его смуглому лицу было не видно, что он покраснел.
— Ведь пальнули бы?
— Ну, пальнули бы, ежели что не так пошло бы. Думали мы с твоими братами, что они тебя в залог возьмут.
— Во-о-о-т… И воевода в это поверил. Я сильно убедительным был. Как, говорю, махну сейчас рукой, так и пальнут со стругов. Видишь, говорю, запалы дымят и пушки из ортов торчат.
Тимофей стал очень серьёзным.
— И что, махнул бы?
— Махнул бы, тятя. Заело меня, что с казаками, как с холопьями обращаются. Я, говорю, вольный казак и умру вольным казаком.
Тимофей и Фрол с Иваном даже рты раззявили, а я в душе смеялся.
— Вы глядите, ребя, какой казак растёт. Мало, что от персиянки, а каков, а?
— Да-а-а, — покрутил головой Иван. — Силён, ты, брат!
Фрол ничего не сказал, так как до сих пор не мог закрыть рта от удивления. И мой рот потихоньку приоткрывался.
— От какой-такой персиянки рождён Стёпка? — подумал я.
Я подумал, а Стёпка и не отреагировал вовсе. Хотя… Почему бы и не от персиянки? Иван с Фролом, тоже, не были похожи на родных братьев. У них и разрез глаз был разный. Тоже, наверное, от разных матерей. Не удивлюсь, если они и жили все вместе. Хотя… Я-то лет на семь моложе Ивана. А Фрола — лет на пять. Четыре сына — четыре жены, если брать Фатиму и Рифата. Не вникал Стёпка в семейные дела. Не интересно ему было, с кем спал его отец, когда и по какому праву.