Глава 12
— Так, наверное, строят большие корабли османы. Я видел такой под Азовом. Огромный парусник. Аж с тремя мачтами и парусами, словно крылья. Сможешь такой построить?
— Смогу,- кивнул я головой. — И даже лучше. Могу построить корабль, который никогда не утонет. Даже если его пробить ядрами.
Вот тогда, когда я подробнее расспросил Тимофея о своём рождении и о матери Стёпки, я и предложил Тимофею авантюру с подделкой документов и с внедрением меня в царский дворец. Рассказав Стёпкиному отцу, что скоро царь Михаил умрёт, и царём станет его малолетний сын Алексей, с которым я могу сейчас подружиться, я заинтересовал Тимофея. Воля — волей, а чем ближе к центру, тем кусок пирога жирнее, а если кусать с краёв, то от подгоревшей корочки, лишь изжога и горечь останется. Так я ему сказал. Тимофей любил образные выражения.
В детстве я хорошо рисовал и, особенно хорошо, лепил. В институте мне понравилось писать шрифты и чертить. Мне вообще очень хорошо удавалось копирование. Например, подписей преподавателей, печатей, которые я просто рисовал. У нас в группе был парень, Сергей Лойченко, которому удавались забавные рисунки. Это был его дар. Я так не мог. Мне не хватало чувства юмора и, главное, выдумки. А вот копировал я его рисунки, как лазерный сканер. Причём, и по памяти тоже. Мы даже как-то с ним поспорили и провели эксперимент, когда я просто увеличил его рисунок в пропорции три к одному. Все размеры совпадали. Я тогда сильно вырос в его глазах. Это был мой дар. Так, как я не мог делать он.
Вот и теперь, я просто перенёс имя шаха Аббаса из подорожной грамоты в свидетельство о браке. Дольше было, кхе-кхе, собирать сажу методом закапчивания глиняного горшка изнутри. А печатей персидского шаха я налепил из глины аж три штуки. И ни одна из них не отличалась от другой ни на йоту.
Мы сидели и разговаривали о том, что ждёт Русь, пока я не стал «тормозить» и отключаться, а потом совсем не уснул.
Тимофей после наших с ним разговоров, как-то вдруг тоже «поумнел». У него словно упала пелена с глаз, исчез «кураж» и появилась мысль в глазах. Он то и дело возвращался к тому, чем бы можно было заняться в Воронеже. Или в Москве. Но он, всё же, больше склонялся к Воронежскому проживанию. Да и мне, честно говоря, нравился Воронеж больше. Там, я знал, рос вековой дубовый лес, порубленный Петром Первым на корабли, которые потом сожгли после неудачной Крымской войны.
И вот я, развернув перед Тимофеем план возможного «старт апа», словно разбудил в нём «бизнесмена-предпринимателя». Я рассказал ему, что можно прямо в лесу, не на берегу реки, поставить мастерские-верфи, где и пилить-строгать доски и другие элементы корабельных корпусов. Речка, конечно,нужна, для установки мельничных колёс, для задания движения пилильно-строгально-сверлильным машинам.
Мне было известно, что мельничные пилорамы появятся в России только в конце этого века, а потому, у меня был шанс стать первым.
— Так ты и такие махины сможешь сделать? — спросил тогда Тимофей.
— Смогу. И не только. Мы с тобой, тятя, такие махины поставим, что они сами станут половину работы делать. Только деньги нужны и разрешение на промысел: лесной билет, там, то, сё… И деньги нужны немалые. Поначалу мы не станем продавать свои корабли. Соберём несколько штук на Волге и станем возить товар в Персию и из Персии. Не морщись. Фролка будет возить. Ему нравится, пусть занимается. Наймём ему в помощь нескольких склонных к купечеству ухарей-жихарей. Корабли будут знатные. Быстроходные, многопушечные. И по морю ходить смогут ладно, и по реке-Волге.
— А как же «зипуны» персидские? — спросил Тимофей. — Казаки туда ходили, ходят и ходить будут. Побить басурманина не грех. И теперь послужат шаху, а возвращаться станут, обязательно пограбят города шахские.
— С шахом надо дружить и торговать. Шах — друг царя, потому, что враг османам и давний торговый партнёр России. А потому, поздно или рано, но царь обидится на тех, кто разоряет персов и даст им по рогам, изничтожив казачью вольницу.
— Верно говоришь, — сказал тогда, и надолго задумался, атаман.
Со мной атаман оставил сотню казаком. Как-то вдруг из прислуги братьям и отцу я стал тем, кому прислуживают. Причём, прислуживают добровольно и даже с радостью. К тому же Тимофей когда уезжал, купил мне перса. Ну, как купил? Можно сказать, что нанял, но перс искренне продавался за то, чтобы его кормили. За это он обещал работать.