То, что царь появился в Москве, мы поняли сразу. Колокола вдруг зазвонили, собаки залаяли, всадники заскакали шибче. Гонцы с сумками писем куда-то поскакали. Интересно…
Мы за этот месяц отдохнули хорошо: вволю нагулялись, вволю, отгребая подальше от Яузы на ялике, накупались. Мы со Стёпкой изрисовали последние листы картона. Причём, даже если он что-то портил, я быстро переделывал, и получалось «и так за рубль сойдёт».
По такой цене «уходили» наши самые плохонькие картины.
Стёпка даже рискнул нарисовать портрет какого-то голландского купчика и так его переврал, что я едва сдерживался от хохота. Но купчик заплатил за сей шедевн целых полтора рубля.
— Хорошо, что не побили, — сказал я Стёпке. — Рано тебе ещё парсуны писать. Набивай руку стилосом. Но, всё равно — молодец. И, это… Буди меня, когда кто-то станет что-то просить.
На картинках мы за месяц заработали двадцать три рубля. Это — сумасшедшие деньжищи для этого времени. В основном приходили иностранцы: англичане,голландцы, шведы, немцы. Цену я всегда говорил просящему прямо в ухо, так чтобы никто не слышал. И передавал он «взятку» скрытным образом. Это чтобы портовые воры не тешили себя иллюзиями. А нищие нас утомили в усмерть. Накормили мы тут как-то однажды бедолаг, так сбежалось едва ли не пол Москвы кормиться. Еле отбились.
Гонец, прибывший от царя, был разряжен и обшит золотыми галунами, словно новогодняя игрушка. По виду он был не ниже боярина, только больно молодо выглядел. Как это у них тут называлось? Боярские дети? Оказалось, что это просто гонец посольского приказа. А кто таков не представился. Передал послание и был таков.
— Прочитать сможешь? — спросил я своего перса, когда раскрыв бумагу, сложенную конвертом, посмотрел на текст. Байрам здешним русским языком владел лучше меня.
— Э-э-э… Да что тут читать? Прибыть в Кремль немедля.
— А куда прибыть-то? — спросил я подошедшего, как раз, стрелецкого сотника Никиту Журбина.
— Как куда, сначала в приказ, а они уже отправят.
— Так мы же были в приказе, — напомнил я.
— Это ты отмечался о прибытии в Москву. Теперь тебе скажут, когда тебя примет наш государь. А может и прямо сейчас отведут.
— Прямо-таки отведут? — усмехнувшись спросил я.
— Конечно отведут. Без дьяка в царские палаты никак нельзя попасть.
Канителились мы ещё пять дней. Я каждый день приходил в посольский приказ и ждал до обеда. После уходил. Вернее, меня отпускали до завтра. На пятый день, когда я пришёл, чуть припоздав, дьяк Иван Иванович Грамотин, дородный тёмноволосый сорокалетний татарского вида дворянин, меня едва не избил. Буквально подхватив меня под руку, вывел из приказа и буквально галопом понёсся к царским палатам, что находились метрах в ста от приказной «избы», каменного белёного здания высотой в три этажа.
Мы быстрым шагом прошли по лестнице, поднявшись на третий уровень и прошли коридорами в дальнее крыло дворцового комплекса. В коридорах то тут то там стояли стражники с рогатинами. Ходили какие-то хорошо одетые люди.
Я тоже сегодня был одет в свои лучшие одежды. Так сказал одеться дьяк. И сундуки с подарками он приказал оставить. Я взял лишь сумку с документами и несколько рисунков в своей папке.
У дверей, возле которых стояло аж два стражника, мы остановились. Стражник стукнул рогатиной в пол и из дверей вышел некто пожилого вида. Сначала мне показалось, что это баба, но потом я в полумраке коридора разглядел усы и бороду. Дьяк показал бумагу и сказал:
— Казак Донской Степан Разин из Астрахани по решению Михаила Фёдоровича, царя всея Руси.
— Казак, говоришь? — переспросил дворянин. — Что-то он мал для казака. И одет как перс. Да… С нижнего Дона казак? Тогда да… Те во всём персам потакают. Ждите. Сейчас выйдет князь Милославский. Так и вы заходите.
Мы стояли минут сорок. Я весь извёлся, а дьяк стоял, как вкопанный. Я тоже минут через десять, оставил стоять Стёпку, а сам отправился в раздумья, как жить дальше.
Царь ожидал полусидя, полулёжа на специальном троне высокой с подставкой для ног. Оттого казалось, что царь Михаил Фёдорович полулежал.
Я вошёл и склонился перед царём почти до пола. Не знаю, чего это меня скрючило? После того, как я выпрямился, царь долго смотрел на меня молча. Причём на столике перед ним стояли песочные часы, только что им перевёрнутые. Песок в часах тёк, а царь молчал. Рядом с песочными часами стояли обычные часы. Массивные такие. Услышав ещё одно тиканье по громче, я скосил взгляд вправо и увидел большие настенные часы