— Мас-тер-ство, — произнёс царевич. — Это что? Это когда ты что-то очень хорошо делаешь. Лучше других. Такой человек называется — мастер. Мастак.
— А-а-а… Мастак. Это слово я слышал.
— Вот… Начинать учиться рисовать надо с простого. Вот, нарисуй горшок. Знаешь, что такое симметрия. Греческое слово.
Царевич покрутил головой. Я взял лист бумаги и согнул его пополам. Потом достал краски и намазал ими на одной стороне от сгиба. Согнул лист снова и прижал. Развернул.
— Ух ты! Мотыль получился!
— Да, если тут подрисовать тельце, получится мотыль.
— Красиво! — покивал одобрительно царевич.
— Это называется симметрия. Бог создал мир симметрии. У нас по две руки, по две ноги. Понимаешь?
— Понимаю.
— Всё, что симметрично, нам кажется красивым, потому что мы сами симметричны.
Я объяснял ему принципы симметрии ещё какое-то время, показывая, как рисовать горшок. Через час царевич с удовольствием разглядывал наше совместное творение, которое он считал своим. Нормально. Главное, чтобы все улыбались. Хе-хе…
[1] Борть — колода с пчелиной семьёй.
Глава 20
Пока мы с царевичем упражнялись в рисовании, перейдя от симметрии к понятиям объём и перспектива, прошло два часа, и перед окнами избы послышался скрип полозьев и знакомые голоса. Голос Морозова спросил:
— Эта изба⁈
— Так точно! — подтвердил по «уставному» перс, оставшийся, по моему распоряжению, перед баней «бдить».
Я вышел. На приподнятое над землёй, на высоту подклети, крыльцо.
— Заходите, гости дорогие, — махнул я обеими руками в направлении двери, что для меня срубили выше человеческого роста.
Тут я в этих острожных избушках, лоб несколько раз зашиб, и, со злости, приказал плотникам сделать дверные проёмы высотой в два метра. Что за глупости, делать низкие дверные проёмы?
На высоту проёмов государь сразу обратил внимание.
— Ты гляди, Иваныч, какие у него двери⁈ Широкие, высокие… Впору на лошади въехать.
— Да-а-а…
Все вошли.
— Чем это вы тут занимаетесь? — спросил царь, не удивляясь, что за столом сидит царевич, словно был уверен, что я его отведу к себе и чем-нибудь займу.
— Смотри, тятя, какой я кувшин нарисовал.
Царевич взял со стола картинку и развернул её «лицом» к отцу.
— Ух, ты! — удивился и восхитился царь. — Похож.
— А вот яблоко! — воодушевился Алексей.
— Ты, гляди! — обратился царь к Морозову. — Похоже!
С яблоком мы возились долго и я там много поправил. Да и как по-другому? Мне нужно было «зацепить» царевича. Заинтересовать. И, кажется, мне это удалось.
Потом я показал гостям рисунки «острова» в разных ракурсах и даже с видом сверху, уже, именно, как острова. То есть, так, как помнил его я. Была такая картинка-стенд на входе в музейный комплекс.
На картинке был изображена крепость, состоящая из одноэтажных зданий, поставленных прямоугольником. Линия, проведённая от западных ворота к восточным делила крепость на хозяйственную «левую» и дворцовую «правую» части. В дворцовой части, кроме крепостных стен, и, собственно, дворца, был нарисован сад, клумбы.
— Хм! — произнёс Морозов. — Ещё один дворец? А на что его содержать? Знаешь, сколько требуется средств, содержать Кремлёвский дворец?
— Сколько? — спросил я.
— Тысяча рублей в год! — с вызовом произнёс боярин Морозов.
— Да? — удивился я и покрутил головой. — Много во дворце нахлебников
— Дворец большой. Тут-то маленький. Хотя, охрана всё равно нужна. Ты хотел тут сотню казаков держать? Наша цена — по полтине в год, это пятьдесят рублей. И они сами себя обслужат и обеспечат. Крепость и всё хозяйство казаки построю на свои деньги, что останутся от беспошлинной торговли. Здесь всё время будет сторожить свежая сотня. Меняться станут, как караван из Персии придёт. Как тебе такое дело?
Я разговаривал с Морозовым, потому, что это он говорил со мной про казаков в Измайловском городище. Государь сейчас просто стоял и молча разглядывал Измайловский остров.
— Хм! Пятьдесят рублей — не деньги для казны. А сотня не занятых промыслом воинов,готовых в любой час отбить нападение на Москву бунтовщиков, — дорогого стоят. Верно мыслю, государь Михаил Фёдорович?
— Цена разумная, только о беспошлинной торговле с Персией он сказал. Сие опасно. Пусть тогда в казну продают с малой ценой. А то, что останется, купцам.
— А какой тогда смысл в отсутствии пошлин? — спросил я, если ты цену низкую просишь? То на то и получится. Нет выгоды, а выгоды нет, не зачем везти в Москву. Проще продать в Астрахани. Проедят караванщики больше, чем заработаем.