— Охотно. Если хотите, давайте прямо сейчас и приступим.
Спустя несколько дней ее вызвали в жандармское управление. За столом — знакомый прокурор.
— Вы по-прежнему отказываетесь назвать свое имя?
— Отказываюсь.
— И совершенно напрасно. Нам все известно.
— Неужели?
— Сейчас вы в этом убедитесь. Ваша мать приехала из Петербурга и теперь сидит в соседней комнате. Так как ваше имя?
Вера лихорадочно думает, оценивая обстановку. Может быть, прокурор расставляет ловушку. Но мать, Петербург…
— Пишите: Филиппова.
— Кто ваш муж?
— Секретарь Казанского окружного суда.
Прокурор заглянул в какую-то книжечку, сопоставил Верин ответ со своими сведениями.
— Где вы оставили свои вещи?
— Я приехала без вещей.
— Ну, барышня, такие сказки только в приготовительном классе проходят. Никто не ездит из Петербурга в Москву без чемодана или на худой конец саквояжа.
— Я ехала курьерским поездом и думала им же вернуться обратно.
Прокурор смотрит на нее недоверчиво:
— В таком наряде наносят визит или выходят пройтись по Невскому, но никак не садятся в поезд. Пока вы не скажете, где оставили вещи, мы вас не выпустим.
Новая задача. Вещи у Богдановича на конспиративной квартире. Но у Георгиевской обыск, конечно, уже сделан, едва ли жандармы захотят повторять его.
— Ну хорошо, вещи я оставила у Георгиевской.
— Почему же вы сразу этого не сказали?
— Я боялась себя скомпрометировать, — сказала Вера первое, что пришло в голову.
— Ну ладно, — устало согласился прокурор. — Предположим, что я вам поверил. Извольте дать подписку о невыезде из Петербурга. — Он придвинул к ней лист бумаги. — А теперь идите. Там вас ждет ваша матушка. Советую, если вам своей жизни не жалко, поберегите хотя бы ее.
Весь остаток дня до самого отъезда Екатерина Христофоровна провела в волнении. Слава богу, на этот раз обошлось. Удалось ей уговорить прокурора. «Господин прокурор, Христом-богом молю. Ведь у вас тоже есть мать». — «Да, у меня есть мать. Но она меня воспитывала в духе уважения к закону и любви к отечеству». И только когда стала перед ним на колени, он испугался. «Что вы, что вы, не нужно-с».
Все же и у прокурора есть сердце. Потом Екатерина Христофоровна хотела сразу ехать на вокзал, но Вера сказала, что ей надо забрать вещи, которые она оставила у друзей.
— Хорошо, — сказала Екатерина Христофоровна, — я еду с тобой.
Она видела, что дочери ее предложение не по душе, и все же поехала. До Разгуляя доехали на извозчике, потом петляли какими-то переулками, наконец, остановились у подворотни трехэтажного дама.
— Мамочка, дальше вам нельзя, — сказала Вера решительно.
— Почему же мне нельзя? Ведь я твоя мать.
— И матери нельзя, — сказала она довольно резко.
— Доченька, — сказала Екатерина Христофоровна со слезами на глазах. — Даже прокурор со мной разговаривал мягче.
— Мамочка, если б можно было. Но ведь правда нельзя. Эта квартира такая, куда я не имею права вас приглашать.
— Да что ж это за такая квартира?
— Нелегальная квартира! — вспылила дочь.
При слове «нелегальная» мать вдруг присмирела и сдалась.
— Ладно, иди, я подожду.
— И посмотрите, чтоб за мной «хвост» не увязался.
— Хвост? — удивилась Екатерина Христофоровна. — Ах, да, это, кажется, на вашем языке шпионов так называют. Ладно. — И вдруг испугалась. — Вера!
— Что?
— Ты ведь от меня не сбежишь, а, доченька?
— Нет, мамочка, — улыбнулась Вера, — не сбегу.
— Ты мне правду говоришь, ты меня не обманываешь?
— Мамочка! — снова повысила голос Вера. — Вы же меня хорошо знаете. Если я сказала «нет», значит, нет.
Это была правда. Она всегда делала так, как говорила. И Екатерина Христофоровна отпустила ее, А сама стояла в подворотне и в каждого прохожего внимательно вглядывалась: не шпион ли? А потом, когда Вера вышла с саквояжем, Екатерина Христофоровна сказала ей с упреком и облегчением:
— Вот ты уже и из меня нигилистку сделала.
До самого отправления поезда она сидела как на иголках. А вдруг Веру выпустили только, чтоб проследить, куда пойдет и поедет? Вдруг арестуют на вокзале? Но вот, слава богу, поезд тронулся. Екатерина Христофоровна облегченно вздохнула.
Глава седьмая