В трактире Алексей Викторович спросил отдельную комнату, велел подать чаю, вина, конфет и китайских орешков.
— Ты их когда-то любила, — улыбнулся он Вере.
— Разве? — Она такого не помнила.
Сидели не раздеваясь. Алексей Викторович предложил ей снять пальто, она отказалась. Надо согреться.
— Здесь жарко, — сказал он.
— Ничего. Пар костей не ломит. — Пальтишко на ней неважное, под ним платье из сатина — уж лучше не раздеваться.
— Как угодно, — согласился Алексей Викторович.
Он шубу тоже снимать не стал, только расстегнул верхние пуговицы, а шапку положил на свободный стул.
— О чем же мы говорили? Да. Так вот. Думаю перебраться в Петербург. Казань, конечно, город большой, но все же провинция. А тут мне обещали место в министерстве юстиции. Кроме того, девочек пора учить. Да, я тебе не сказал, что женился. Со своей женой я еще до тебя был знаком. Впрочем, ты ее, может быть, помнишь, Лиза, дочка Ивана Пантелеевича.
— Как же, — усмехнулась Вера.
— Лиза — верная жена и преданный друг. — Алексей Викторович сделал вид, что не заметил иронической усмешки. — У нее жизнь тоже… — Он поморщился, подумав, что, наверное, зря сказал слово «тоже»… — сложилась не совсем удачно. Вышла замуж за офицера, он погиб во время турецкой кампании, осталась с дочкой… Мы снова встретились. Теперь у нас есть общая дочка. Вот… — Он вынул из бумажника фотографию и протянул Вере.
На карточке были изображены Алексей Викторович, две девочки и полная дама в мехах. Эта расплывшаяся дама мало напоминала ту затянутую девицу, которую Вера видела на балу в Казани.
— Между прочим, дочку я назвал Верой, — сказал Алексей Викторович, пряча карточку.
— И Лизи, — Вера нарочно произнесла это имя на английский манер, — не была против?
— Нет, — сказал Алексей Викторович. — Она все понимает.
В комнате было жарко натоплено, и клонило в сон. Алексей Викторович говорил тихим печальным голосом.
Маленькой Верочке нет еще четырех годиков, но она очень способная, уже сейчас довольно бойко говорит по-английски и играет на фортепьяно.
Да, в казанском высшем свете теперь его зовут англоманом, забавно, но он не против. Живет он неплохо, И жалованье, и доход с двух имений (кстати, Иван Пантелеевич умер в прошлом году), но начальство затирает. До сих пор не могут забыть дело Анощенко В провинции такие вещи долго не забывают. Вот и еще одна причина, по которой ему хочется перебраться в Петербург.
Вера смотрела на него и думала: «Неужели этот маленький робкий чиновник был когда-то моим мужем, с которым мы говорили о Писареве и Чернышевском, с которым мечтали поселиться в деревне и устроить бесплатную больницу для бедных? Дорогая шуба, перстень с изумрудом, лицо сытое, но до чего же он при всем этом жалок! Куда делись все те возвышенные представления о жизни и благородные намерения, которые были — ведь были! — в молодом человеке». И ей было жалко до слез, что этот человек сам, своими руками погубил все лучшее, что в нем когда-то было.
Алексей Викторович рассказывал, а сам все поглядывал на Веру. Боже мой, как она плохо одета! Ботики худые (должно быть, промокают), пальтишко потертое, холодное. И все это ради каких-то несбыточных фантазий. А ведь могла бы жить в полном достатке, иметь свою семью, детей, бывать в свете.
— Кстати, я не спрашиваю, чем ты занимаешься, это дело твое. Но меня вызывали в жандармское управление, приезжал из Петербурга некий господин Судейкин, интересовался, не знаю ли я чего-нибудь о твоем местопребывании.
— И что же ты ему ответил? — спросила Вера.
— Я ответил, не знаю, что и соответствовало действительности. Впрочем, если б и знал…
— Не донес бы, — сказала Вера.
Алексей Викторович побагровел.
— Вера, — упрекнул он, — как тебе не стыдно?
Теперь покраснела Вера:
— Извини. Я неудачно пошутила. Однако мне пора.
— Вера, — сказал Алексей Викторович волнуясь. — Я понимаю, что я для тебя чужой человек, но все же… то, что между нами было, обязывает меня… короче говоря, если ты в чем-нибудь нуждаешься… в жизни все может быть… я, будучи обеспечен…
— Ты хочешь предложить мне денег? — улыбнулась она. — Спасибо, Алеша, я ни в чем не нуждаюсь.
Спустились вниз. Алексей Викторович расплатился.
— Ну вот и повидались, — сказала Вера на улице.
— Неужели мы больше никогда не увидимся? — спросил он.
— Вряд ли, — сказала она. — Впрочем, ты где остановился?
— На Малой Садовой, дом Менгдена.