Но он уже играл. Играл для девушки, с которой по большому счету даже не был знаком. Ну и что? Он задал вопрос. Изъявил готовность сыграть что-нибудь по заказу. Обычный вопрос, обычный ответ. И если «Мурка» имеет право на жизнь, то почему «Аппассионата» не имеет?..
Теперь, когда Ксения стала слушателем, а он исполнителем, она наконец получила возможность смотреть на него, сколько душе угодно. На исполнителей ведь принято смотреть. Во всяком случае, не запрещено. Идиотка, твердила она себе, безнадежная, клиническая идиотка... Даже если он обратит на тебя внимание, даже если заметит, ну и что? Дело-то ведь не в том, нравишься ты ему или не нравишься, а в том, что он — этот мужчина, играющий сейчас «Аппассионату» — является собственностью г-жи Бельской, и какая-то там девчонка, пусть даже весьма хорошенькая и хитренькая, не вправе на него претендовать.
Не желать, не смотреть... Но как заставить себя отвернуться? Все внутренности Ксении (не только сердце, но и печень, и селезенка) болезненно сжимались, заставляя ее крепче впиваться ногтями в ладони. Кожа горела под одеждой. Кровь изменяла химический состав. Ксения чувствовала себя совершенно больной. Она хотела этого парня — хотела свирепо, плотоядно — но не видела способа его заполучить. И от сознания полнейшей безысходности ей становилось все хуже и хуже. Это были подлинные страдания. Страдания Клелии и Джульетты.
Илона стояла за его спиной, исподтишка наблюдая за лицами присутствующих. Ее подведенные черным карандашом глаза молний, конечно, не метали, но смотрели довольно вызывающе. Ярко накрашенный рот беспрестанно подергивался и кривился, как будто Илона разжевала сырую оливку или еще какую-нибудь гадость, проглотить не смогла, а выплюнуть постеснялась. Ксения понимала, что вот сейчас пора бы уже встать и уйти, но не могла заставить себя оторвать задницу от стула. Отвести взгляд от лица пианиста, от его слишком тонких для мужчины рук.
Внезапно он прервал игру. Грациозно потянулся, уронил руки на колени. И улыбнулся Ксении, словно извиняясь.
— Это сложная вещь. Слишком сложная для меня.
Если бы в ответ она промолвила хотя бы пару слов, Илона получила бы прекрасный повод обвинить ее в заигрывании с чужим мужчиной. Поэтому она только кивнула и сделала вид, что задумалась о чем-то своем.
— Сложная? — Илона передернула плечами. О чем бы они ни говорила, голос ее звучал капризно, как у избалованного ребенка, который привык все делать назло. — Скорее, скучная. Не понимаю, как можно слушать такое занудство.
— Известно, что Ленин не выносил музыку Бетховена, — заметил Ник, тихонько наигрывая что-то невнятное. — Особенно «Аппассионату». Он считал, кстати, совершенно справедливо, что она способна воздействовать на человеческую психику, и всячески предостерегал от ее прослушивания своих соратников по революционной борьбе.
— Да ты что? — изумилась Тамара.
— Да. Дело в том, что Бетховен был гением. Его музыка, как и всякая гениальная музыка, активизирует пятый, нейросоматический контур мозга. При этом наступает гедонический кайф, эйфория. Человек чувствует себя по-настоящему счастливым. — Ник улыбнулся и мельком глянул на Ксению. — Также этот контур активизирует тантра-йога.
— Господи! — воскликнула в притворном ужасе Вера. — Никогда не думала, что наши бедные мозги имеют какие-то контуры.
— Контуры или уровни — это всего лишь понятия, предложенные одним весьма неглупым человеком для определения нейрологического пространства.
— Доктором Лири, — пробормотала Ксения.
И не дожидаясь комментариев, встала и вышла из комнаты. Ей пришло в голову, что сейчас самое время посетить туалет.
Выходя из туалета, она столкнулась с Игорем.
— Ксюха! А я тебя везде ищу. Ты где пропадаешь?
— Да мы там фотографии смотрели. С Верой и ее подружками. Иди за стол, я сейчас.
Ловко вывернувшись из его объятий, она проскользнула в ванную. Повернулась к зеркалу и уставилась на свое отражение. В глазах диковатый блеск, на скулах лихорадочный румянец... Тяжелый случай.
Интересно, Ник еще играет для них? И если да, то что? Его пальцы, его улыбка... Обыкновенный альфонс? Очень может быть, хотя совершенно не похож. И выглядит не так, и ведет себя не так. Даже по отношению к Илоне. Никакой слащавости, никакого подобострастия. Спокойное достоинство самостоятельного человека.