Ждал, что придет. И пришла, потрогала лоб, ухмыльнулась: жив.
Зря ты считаешь, что сильный, справишься, вспомнив на дне среды,
Как отзываются шпалы-клавиши, пряча ее следы.
Молодо-зелено. Желто-молодо. Бога смеши – спеши.
Осень – внебрачный ребенок Воланда – правит твои стиши.
Классика жанра
Я без тебя могу.
Остыли угли.
Не веришь – погугли.
Это написано на каждом встречном столбе,
На поперечном срезе каждого горла.
Это знает весь город.
Мои "могу" следят за тобой в толпе.
Ты ими отмечен, откадрирован и отпет.
[А король-то голый!]
[Милый Андерсен, Вы же дали обет
Не повторяться.
Тогда объясните, в чем дело?
Простите за прямоту,
Я не отстану.
Почему прямо тут,
Возле осени – теплой, странной –
Старая-старая сказка опять в ходу?
Как такое имело дерзость произойти?]
Стреляю глазами – десять из десяти –
С младенчества ненавидела молоко.
Солнце. Мое. Простреленное. Свети.
Небо. Коньяк. Балкон.
Пьяное утро пыталось стереть следы.
Если не ты,
То кто?
Надеваешь пальто.
[Рифма банальна? Пожалуй. Зато правдива.
Клише. Солнце-клёш.]
Наша повесть мается в поисках лейтмотива.
Кому ты врешь?
Ногти выводят "до встречи" по светлой коже.
Телефонное эхо – бессознательный выбор губ.
Но самое главное, что ты без меня не можешь.
А я без тебя могу.
Осеннее для...
Умри, но будь. Теплом клянется осень,
Запнувшись на нечаянном вопросе:
Какому бесу молятся дожди?
Прими ее причуды как причалы.
В сентябрь сердце якорем впечатай,
Оправдывая равно шторм и штиль.
Слепому небу подставляй стаканы,
Когда оно извергнется стаккато,
Чтоб пить его навзрыд и брудершафт.
Потом иди, следы доверив листьям,
За алиби [сюжет почти по Кристи],
Заматываясь в ветер, в вечер, в шарф,
Сверяя чудеса, часы и числа.
А каждая не*встреченная чикса
Захочет твою тень
[Как сувенир
Оставленную сломанной скамейке].
Порыв какой-то шуткой откомментит…
[Не выйдет, дорогая, извини.]
Умри, но будь. Оправдан и загадан
Осиной [в перелеске, что за МКАДом],
Которая нашепчет, ворожа
Неясными чужими именами
[Они давно не правят ими/нами,
Бессильны поражать и выражать].
Нашепчет на сбегающую тропку…
И знаки, светофоры, фары, пробки
Тебя отпустят, больше не вольны
Держать.
Письмом, а лучше притчей счастья
Иди в больную осень причащаться
Беспамятства оконченной войны.
Седьмой этаж
ты на проводе
ты неизменно на проводе
в моей жизни впервые такие долгие проводы
ты висишь на седьмом
небе/облаке/этаже
это великолепно/это безответственно/это жесть
мой маленький/мой плюшевый протеже
под тобою шесть
окон равнодушно смотрящих на спящий город
ты отважный
у меня на твоем месте встала бы дыбом шерсть
[хотя я это я] не важно
скоро
рассвет поцелует недовыклеванные галками глаза
нос из пуговицы
а пока я должна [ну должна {не} должна – по крайней мере попытаюсь] тебе сказать
что-то совсем не бумажное
но в моем генераторе реплик вечная путаница
и как бы не было мне печально
выражусь непечатно
грёбанный стыд!
пора бы уже устать/отпустить/остыть
какого чата
[или какого черта?]
ты влезаешь в мои бессонницы по нечетным
а по четным просто машешь мне с высоты
Мама волнуется – раз!
Что же делать…
Умножаю в уме/безумии пять на девять.
Игра?
Квестики-нолики. Жмурки. Твой выбор, детка.
Проба пера.
Выбор девайса.
Оставайся.
Говоришь, что тебе пора.
Дескать,
Мама волнуется.
Мама волнуется – раз. Мама волнуется – два.
Слова, слова.
Мама волнуется – три.
Замри.
До зари –
Три целых, четырнадцать сотых и полный здец.
Ты здесь.
Я искал тебя пядь за пядью, прядь за прядью, блядь за блядью –
И нашел.
Ты меня вышивала гладью,
Чуть реже – карандашом
Штриховала,
Колдовала,
Нашептывала в окно,
В распахнутую навстречу полнолунию форточку.
А я в это время каждую твою фоточку,
Каждую твою кофточку,
Каждую твою реплику – наизусть.
Но
Осень уже стояла внизу,
Под моим балконом,
Она, конечно, предвидела такую шизу,
Добавляла поцелуям металла,
Рвала и метала,
Сыпала звезды нам на погоны.
Рыжая тварь с головой медузы горгоны
И сроком за соучастие
В убийстве лжи.
Скажи,
Ты счастлива?
Говори
заговаривай, говори!
пусть мечтают календари.
пусть цитируют буквари
нас по шалости.
заговаривай, говори!
все дороги приводят в Рим.
ну, и похуй, что мы сгорим –
да пожалуйста!
выговаривай каждый нерв –
не на сцене – наедине.
пусть молчанье растет в цене
для несведущих.
даже если в запасе час,
наливай мне зеленый чай,
звук мобильного выключай.
да, и свет еще.
Вслепую
если жизнь слепая – пиши вслепую.
[но откуда чувство, что я рискую,
выходя в азарт?
выходя легко. как в открытый космос,
где венера на ночь распустит косы.]
завяжи глаза.
оступись. забудься. займись нетленным.
стань моим случайным/желанным/пленным.
невзначай пришей
козырной/порядковый/странный номер
к рукаву и к сердцу. к чему-то кроме.
[извини, клише!]
если я решила настать и сбыться –
с проторенной/главной беспечно сбиться –
принимай как знак
в черно-белом трэше последних фото –
их проявит время, а может, кто-то,
кто меня не знал.
если я пьянею [еще по двести?],
исповедав осень в твоем подъезде
[по стеклу ключом],
значит, просто время. пришло и встало.
потирая стрелки перед скандалом.
предъявляя счет.
мы заплатим, мальчик. дерзки, богаты.
нам еще так долго идти в прокатах/
по судьбе/струне.
пусть мои монеты – которых тридцать –
не успев долгами посеребриться,
возрастут в цене.
Орнитологи
Улыбайся, заря уже близко, а с ней и сон.
По постели разбросаны розы и якоря.
Разве это для нашей легенды хороший фон?
Впрочем, что ещё взять с перелётного октября.