— О нет, не из-за денег. — Улыбка мисс Стайнгардт была мрачной. — После того как я продала Марку Ренсому кассету так дорого, у него не было выбора — он должен был использовать ее. А я от всей души хотела, чтобы он ее использовал.
Терри кивнула:
— Из-за вашего отца.
— Да. — Взгляд ее собеседницы стал свирепым. — Вы слушали ту кассету?
— Нет.
— Для меня это было откровение. Почти пятьдесят минут Лаура Чейз рассказывала, как Джеймс Кольт втаптывал в грязь ее чувства. Когда она добралась в своем рассказе до второго мужчины, она уже рыдала в истерике. А мой отец лишь просил излагать как можно подробнее, что они проделывали с ней. А потом объявил Лауре, что ее время истекло. — Жанна говорила с таким обнаженным чувством, что становилось больно и страшно. — Прослушав запись, я поняла, что мой отец — коллекционер, а мы для него лишь предметы, которые он собирает. Любой из нас.
Но никто больше, подумала Терри, не услышит того, что слышал доктор Стайнгардт. Она тихо спросила:
— Когда ваша мама покончила с собой?
— Тридцать лет назад. Она ушла из жизни как-то незаметно. Никто не вспоминает о ней, в том числе и я. — Лицо женщины окаменело. — Но теперь благодаря мне никто и никогда не забудет о том, кто убил Лауру Чейз.
— В этой истории, — сказал Джонни Мур, — вдохновляет уже то, что наконец-то у нас есть знаменитость, которая все еще жива.
Терри сидела на балконе отеля «Беверли-Хиллз» — благодаря заботе Кристофера Пэйджита — и впервые в жизни разговаривала по радиотелефону. Она бы улыбнулась шутке Мура, если бы не подавленное настроение.
— У вас есть ее номер? — спросила она.
— Только возможность связаться с ней через промежуточную инстанцию. Я позволил себе от вашего имени оставить сообщение: «Позвоните Терезе Перальте, адвокату Марии Карелли, по делу Марка Ренсома». — С легким смешком Мур добавил: — Надеюсь, получатель, где бы он ни был, отнесется к просьбе с должным вниманием. Иначе придется оставить сообщение от самого Марка Ренсома.
Взгляд Терри был устремлен поверх внутреннего дворика, полного цветов, на солнце, опускавшееся в невидимый океан.
— Будет удивительно, если она позвонит мне.
— Это зависит от того, — возразил Мур, — по какой причине Ренсом хотел ее видеть. Или она его — хотя последнее показалось мне совершенно необъяснимым. — В его голосе слышался сарказм.
— Завидуете? — поинтересовалась Терри.
— От вас ничего не скроешь, миссис Перальта. А какая потеря — смерть Марка Ренсома, какой был мужчина! Конечно же, Линдси Колдуэлл и меня выбила из колеи. Именно из-за феминистской пропаганды я лишился нормального домашнего очага.
— Вот как?!
— Да. Не из-за моего же занудства, спорадического пьянства, не из-за моих же непонятных исчезновений и подозрительных знакомств. В конце концов, настоящая американская женщина добрых старых времен поняла бы меня.
— Да, были добрые старые времена, — насмешливо сказала Терри, — когда женщин не принимали на работу.
— Не то что теперь, — охотно подхватил Мур. — Это как раз и губит американскую семью. Сейчас миллионы женщин могут бросить своих ненавистных мужей, не боясь умереть с голоду. А бедная общественность все еще возлагает какие-то надежды на семейное согласие.
Терри улыбнулась:
— Меня только один вопрос занимает: а в состоянии ли мой Ричи бросить меня?
— Семья с погасшим домашним очагом? Заведите себе партнера, и любовь вспыхнет опять. И теперь уже будет вечной. Вот увидите, он сразу исправится.
Терри почувствовала стыд: хотела подшутить над Ричи, а получилось, что выдала сокровенное.
— У нас все совсем не так плохо. У меня никогда бы до этого дело не дошло.
«Как странно уверять Джонни в том, в чем сама не уверена», — подумалось ей при этом.
— Терри, — мягко спросил он, — уж не завели ли вы роман на стороне?
Мур как будто прочитал ее мысли и решил развеселить.
Но его сочувствие не причинило бы боли, подумала она, если бы он не знал ее.
— Спасибо за все. — И Терри торопливо попрощалась.
Она еще наблюдала заход солнца, когда снова позвонили. Волнуясь, она ответила:
— Тереза Перальта.
— Привет, Тер. Что это? Ты не приедешь сегодня?
Она тяжело опустилась на стул.
— У меня оказалось больше дел, чем предполагалось. Еще один свидетель — последний, надеюсь.
Ричи, кажется, уже выходил из себя.
— Хорошо, но ты же на самом деле нужна здесь.
Даже не спрашивает, как прошел день, подумала Терри, и знать не хочет, что она ничего не в состоянии объяснить по телефону — ей неудобно говорить о чужих секретах.
— Буду дома завтра вечером. Если этот человек завтра сможет со мной встретиться.
— Скажи ему, пусть встретится с тобой сегодня вечером.
— Постараюсь. — Неожиданно Терри почувствовала усталость. — Я хочу поговорить с Еленой.
— Ее нет. Когда узнал, что ты не приедешь, попросил Джейн взять ее к себе на ночь.
— Почему?
— У меня был обед еще с одним инвестором. Джейн даже обрадовалась, потому что Лени и Тесс всегда хорошо играют.
У Терри мелькнула мысль: не была ли отправка Елены к соседям завуалированным наказанием, только не для Елены, а для нее.
— Кажется, я тебе уже говорила, что Елена вовсе не любит Тесс.
— Правда? А я забыл.
— Ты был за своим компьютером — Терри встала, глядя на оранжевую полосу заходящего солнца. — Наверное, не слышал.
— Наверное, нет. Во всяком случае, пребывание вне дома делает детишек более самостоятельными. — Не успела Терри возразить, как он перешел к другой теме: — Слушай, Тер, у меня к тебе важный разговор.
У Терри почему-то появилось ощущение, будто в животе затягивается узел.
— Что такое?
— Речь идет о бабках. Нам все еще не хватает нескольких тысяч начального капитала.
— Может быть, начнем торговать моим телом?
— Я серьезно.
Терри потерла висок.
— Я тоже. У нас же нет денег — и за компьютер я еще не успела расплатиться. Давай его продадим.
— Мне он нужен для дела. Кроме того, за него лишь удерживают из зарплаты — и нужно учесть, что у тебя есть привилегии по налогам.
— У нас больше нет денег, — медленно произнесла она. — Что тут непонятного?
Долго длилось молчание.
— Об этом я и хотел с тобой поговорить.
Терри почувствовала, как боль, начавшись где-то в затылке, постепенно подбирается к глазам.
— О чем именно?
— О твоих пенсионных накоплениях. — Ричи помедлил. — Мы можем позаимствовать оттуда.
Терри прикоснулась к векам.
— Я не уверена, что это можно.
— Да можно, можно. Я узнавал у твоего бухгалтера, в фирме.
— Ты звонил ей?
— Но тебя же здесь нет, верно? Не переживай, Тер. Я же не взял деньги, не сделал еще ничего. Пока ты не подпишешь бумаги, ничего нельзя сделать.
Пока, подумала Терри. А вслух сказала:
— Я там еще недавно. Наверное, речь может идти только о каких-нибудь пятистах долларах.
— Нет же, почти тысяча триста. — Он заговорил торопливо: — Ты можешь забрать половину, и это будет стоить тебе менее восьмидесяти долларов в месяц. Причем ежемесячные взносы делать не придется — они будут удерживать сами.
— Ты имеешь в виду удержания из твоей зарплаты?
— Думай, что говоришь. — Ричи повысил голос. — Это же именно то, что я называю нежеланием оказать хоть минимальную поддержку. Если не сказать хуже — тебе просто хочется унизить меня, чтобы легче было мною управлять.
Терри опустилась на стул.
— Извини, Ричи. Я вовсе не хочу унизить тебя. Просто надо, чтобы мы наконец устроили нашу жизнь. Не буду говорить о каких-то предчувствиях, но у меня всегда возникает непонятное ощущение… — Она сделала паузу, не в силах объяснить свое состояние. — Как только ты начинаешь говорить, меня как будто паралич разбивает. Желудок в кулачок сжимается…
Ричи понимающе хохотнул:
— О'кей. Но подумай — ведь эти несколько сотен баксов не стоят даже телефонного разговора. Ты же потратишь их с выгодой для нас, Тер.