Леонард закрыл глаза и сосредоточился на камне. Вспышка света ослепила его. Он увидел Валгу, покрытую волнами, среди которых метались лодки домовиков. Молнии, гром, брызги, все это летело в лицо и грозило перевернуть его лодку. Он был в теле кого-то из своих предков, спасавшегося на лодке от опасности, бежал от неё вместе с другими домовиками. Он чувствовал, что опасность была у него за спиной, за горной грядой, которую они только что обогнули по реке. Иначе миновать горы не было никакой другой возможности, только отдав себя в руки течению Валги. За спиной у них оставались обитаемые земли, впереди была неизвестность.
Леонард открыл глаза. Он уже переживал когда-то это воспоминание и знал, о чем оно было. Все домовики помнили, что много поколений тому назад они спаслись в Землях Валги, спрятанных от внешнего мира, мира-за-горами, от какой-то опасности.
Но только сейчас он понял, что опасность, от которой когда-то бежали его предки, была связана с синими камнями. Получается, домовики уже сталкивались с камнями раньше. Более того, они когда-то знали, какая опасность таится в камнях.
В те далекие времена, обессиленные бегством, они оказались в Землях Валги и решили обосноваться в лесу на берегу великой реки. Этот лес был не таким страшным, как Черный и постепенно преобразился в лесной дом, который прятал его предков от воинственных степных племен и давал все, необходимое для жизни.
Как же так получилось, что он ничего не помнил о камнях, хотя совершенно точно кто-то из его предков видел их? Домовик закрыл глаза и постарался снова вызвать образ камня перед глазами, чтобы добраться до драгоценных наследственных воспоминаний. Он ждал довольно долго, но воспоминания не приходили. Он открыл глаза и с ненавистью посмотрел на камень. Что, если сам камень мешал ему подобраться ближе к нужному ему знанию?
Ногой Леонард отшвырнул камень в угол комнаты, подальше от себя и спящей Ивы.
Он был испуган и обескуражен, а также чувствовал, что в его рассуждениях о болезни девочки была какая-то ошибка. Он снова приблизил свои руки к руке спящей.
Темные нити были все также закручены вокруг волн жизни. Леонард тряхнул головой, словно отбрасывая неверные мысли. Нет, эти черные нити никак не могли помочь заживлению ран, они скорее мешали, чем помогали. Темные нити могли убить, но не могли помочь выжить. Вот здесь и крылась его ошибка. Уж он-то, как целитель, не мог не понимать, что чужеродные и практически неживые нити не могли делать девочку сильнее.
Должно было быть что-то еще, что-то живое и сильное, что помогало девочке. Он должен искать. А потом ему в голову пришла еще одна мысль. Он вспомнил, как пытался лечить степняков, больных степным проклятьем. И как нити жизненной силы ломались в его пальцах. И он тогда ни разу, ну абсолютно ни разу не видел черных нитей. Как такое могло быть? Как он мог их не замечать раньше? Почему он только сейчас их заметил? Да и вообще у Ивы волны жизни не были хрупкими и ломкими, как это обычно бывает при степном проклятье. Что-то поддерживало силу в Иве, что-то помимо ее собственных жизненных волн. Что-то сопротивлялось черным нитям проклятья. Нужно искать.
Леонард откинул угол одеяла, который закрывал раненую ногу девочки. Длинный белый шрам вился от колена до лодыжки, и домовик осторожно дотронулся до него. Что ж, он попробует прислушаться к своим ощущениям снова.
И точно, именно там, где волна боли была самой сильной – вокруг шрама – он почувствовал в пальцах сначала легкое покалывание, а потом жжение, словно провел руками над костром. Вот она, эта странная третья сила, но она была непохожа ни на человеческие волны, ни на черные нити.
Она напоминала несильное свечение и легкое тепло, которое словно подсвечивало Ивины волны жизни. Похожие ощущения у него бывали, когда он дотрагивался до растений. Нежное тепло растений было похоже на трепещущий огонек свечи, ясный и радостный. Ощущение от шрама было похожим, но все-таки другим, словно что-то, что согревало и спасало Иву изнутри, было сродни самой земле. Наверное, это неяркое свечение и тепло и позволило ему заметить нити.