Но в последнее время все изменилось. После той странной ночной встречи под дубом с друзьями ее матери, когда Алека унес в горы крылатый человек, Ива поклялась самой себе, что отныне будет помогать не священникам, а своему народу. – Степной народ может оказаться под игом ловцов, которые прячутся в телах черных священников, – сказал тогда странный крылатый человек. Эти слова словно впечатались ей в сердце.
Кому, как ни ей, понимать, что такое быть захваченной чужой силой, знать, что кто-то еще живет в твоем теле, под твоей кожей, что ты оставляешь глубокие следы в снегу или в земле, потому что несешь в себе груз кого-то еще, что ты всегда под надзором чужого ока. Кому, как ни ей, понимать, как хочется вернуться к себе прежней, свободной.
Клятва о помощи степнякам помогла ей обрести себя в хаосе, царившем в её голове и сердце. Ей теперь было легче помнить сны, насылаемые священниками. Она могла принимать решения, которые не совпадали с тем, что ей говорили. Отчасти, это происходило еще и потому, что сестра ненавидела священников и передавала Иве частичку своей ненависти.
Иве не хотелось признаваться себе в этом, но она начала привыкать к сестре и привязываться к ней. Та была умной и яростной, и Иве это нравилось. Сестра была как пламя, которое могло вспыхнуть в любой момент. Но Ива и боялась сестру, боялась её силы и решительности. В последнее время сестра словно еще больше выросла внутри нее и обрела способность говорить с Ивой тогда, когда ей это было нужно. Но и отвечала Иве всегда, когда бы Ива не обращалась к ней. Вот только власти над телом сестра пока еще не имела.
В этот раз в лесу Ива решила попробовать добраться до озера своими силами, прибегая к помощи сестры только в исключительных случаях, чтобы не привлекать к себе внимание чудовищ. Лучше двигаться медленно, простыми человеческими шагами, но не дать почуять себя тем быстрым мохнатым существам, которые когда-то преследовали ее и чуть не убили.
Но без сестры она все-таки не могла обойтись. Как ориентироваться в лесу, не опираясь на удивительную память сестры, как уберечься от опасных зверей без исключительного слуха сестры? А могла сестра многое: двигаться по вертикальным поверхностям, совершать невероятно длинные прыжки, напоминающие полет, чувствовать направление, читать следы, заживлять раны и многое другое.
Так или иначе, Ива все-таки добралась до озера, застывшего у берега под тонкой коркой льда. Видимо, в глубинах озера били теплые ключи, поэтому оно не застыло подо льдом полностью.
Ива безумно устала, когда добралась до озера. Уснула сразу же, как только забралась под корягу, которую запомнила с последнего своего посещения озера. Ранним утром, едва забрезжил рассвет, ее вырвал из сна негромкий разговор, который доносился с берега.
Она мгновенно пробудилась и напрягла все свои чувства, пользуясь способностями сестры. Разговаривали двое, озерная русалка и кто-то высокий с черной шевелюрой и низким голосом. Лед у берега был разбит, и русалка сидела на мелководье, опираясь о ствол дерева, лежащий в воде.
– Очень опасный. Оборотень. Следи за ним! Слушай! – прошипел в голове голос.
Это не был голос сестры. Но она уже слышала этот голос, просто всегда забывала о нем.
– Ты думаешь, как охотник. Не нужно так, – сказала ей сестра.
– Это не моя мысль, – ответила ей Ива и почувствовала, что сестра была поражена.
Ива вспомнила, как мать говорила ей о черных нитях проклятья, которые сумел увидеть вокруг нее Леонард. Что, если этот скрипучий голос принадлежит ловцу? Что, если все это время ловец подсматривал за ней и сестрой?
Девочка присмотрелась к тому, кого ловец назвал оборотнем, и вдруг поняла, что это был тот самый валгалиаин, который уже приходил к озеру раньше. Во время ее летних походов к озеру по поручению священников она уже замечала этого мужчину. А еще это был тот самый валгалианин, которого она видела на кладбище под дубом. Друг ее матери.
– Так когда же все-таки и где матушка бывает в лесу? – услышала Ива голос валгалианина.
– Матушка давно не была в лесу, – отозвался мелодичный голос русалки. – Раньше появлялась вот здесь, на этом самом берегу прямо из воздуха, каждое лето. Но много, много лет ее уже не было. Мои сестры стали уже забывать её, но я помню.